На вдовствующую кафедру 15 февраля 1265 г. был избран очередной француз Климент IV (1265—1268), родом из Прованса. Пока шли выборы, Карл Анжуйский договорился с городами Северной Италии о взаимодействии, получив от них разрешение на проход своей армии через их земли в Рим и уже 24 мая 1265 г. вступил на улицы Вечного города. Наступила решающая стадия противостояния французов и германцев за гегемонию в Италии.

Опасаясь Манфреда, новый папа побуждал Французского короля изменить направление Крестового похода, сменив в качестве объекта атаки «неверных» на Сицилийского короля; и не без успеха. На роль главного исполнителя воли понтифика вновь вызвался Карл Анжуйский, а Галльская церковь и Людовик IX Святой обязались предоставить деньги на ведение войны. Супруга Карла Анжуйского заложила свои драгоценности, и многие французские рыцари в поисках счастья и добычи согласились выступить в поход[390].

Пользуясь временной неразберихой в рядах коалиции, неожиданно для всех в 1265 г. Палеолог предложил дружбу венецианцам. По новому договору василевс обязался предоставить гражданам Республики торговые преференции, ранее дарованные генуэзцам, а те в ответ пообещали защищать византийцев от врагов с Запада. Эта комбинация расстроила сплоченную коалицию против Византии и дала время для очередной передышки[391]. И хотя данный договор существовал недолго, сама попытка выбить из рядов латинян опасного морского соперника Византии свидетельствовала о больших трудностях, которые неизбежно ожидают Рим на пути восстановления Латинской империи.

Быстрое расторжение венецианцами договора с Константинополем не смутило императора, и Михаил VIII затеял активные переговоры уже с Генуей. В 1267 г. его деятельность увенчалась успехом – соглашение было заключено. И хотя эти договоры стоили Византии громадных убытков в виде «упущенной выгоды» – император, например, передал Генуе право разработки квасцовых рудников, находившихся в окрестностях Фокеи, но зато Запад в очередной раз оказался расколотым. Венеции было не до Крестового похода, нужно было срочно разбираться с извечным врагомсоперником Генуей, а, следовательно, пилигримы опять были лишены столь нужного им флота[392].

А тем временем вершилось историческое событие – Италия переставала быть германской и становилась французской. 26 февраля (по другим сведениям, 22 февраля[393]) 1266 г. у Беневента Манфред и Карл Анжуйский встретились для битвы, и успех сопутствовал Карлу. Почти вся германская армия пала на поле боя – из 3600 рыцарей спаслось всего 600 человек, сам Манфред погиб в битве[394]. Его супруга, королева Елена и трое их сыновей Генрих, Фридрих и Аццолино были схвачены в плен, когда пытались бежать в Эпир, и заключены под стражу в Ночере. Как говорят, вдовствующая экскоролева умерла в заточении спустя 5 лет, не дожив даже до 30 лет. Дети несчастных венценосцев также провели дни своей жизни в темнице[395].

После того как все соперники были устранены, в 1266 г., на Латеранском соборе, папа собственноручно возложил на голову Карла Анжуйского королевский венец и объявил того королем Сицилии.

Целенаправленная политика понтификов на ослабление власти Гогенштауфенов принесла свои плоды. Но эта победа оказалась «пирровой» для Римской курии: опасаясь единой Италии, могущей стать большой угрозой папскому могуществу, апостолики привели полуостров в эпоху великой междоусобной войны. С гибелью Манфреда германское влияние на положение дел в Италии фактически прекратилось. Но теперь вместо Германского короля над всеми в Италии возвышался Французский монарх. Однако скажем, забегая вперед, что и он не сумеет полностью подчинить себе эту страну. После гибели германских Гогенштауфенов папам придется иметь дело не с одним государем, а со многими правителями самостоятельных итальянских государств и княжеств, среди которых, повторимся, самым могущественным являлся король Франции. В конце концов это обстоятельство и предопределит последующий закат средневекового папства[396].

Но это – на Западе. Что же касается Востока, то новый папа продолжил переписку с Константинополем. В отличие от покойного Урбана IV он не удовлетворился туманными, как ему показалось, заверениями Михаила VIII Палеолога и нашел присланное ему в Рим греческое исповедание веры полным погрешностей. Понтифик счел необходимым направить Византийскому царю латинское исповедание веры с обстоятельным изложением всех догматов, канонов и богослужебной практики Римской церкви, в особенности – учения о главенстве Апостольской кафедры в Кафолической Церкви. Папа потребовал от императора и всех восточных епископов собственноручных подписей под ними и легко отбил очередное предложение Палеолога. А суть последнего сводилась к тому, что вначале нужно примирить врагов Константинополя с Византией, а затем уже идти на церковную унию. Папа посчитал, что все следует делать как раз наоборот[397].

Тогда Палеолог предложил папе Клименту IV совместный Крестовый поход на Восток, и понтифик заколебался – уж очень заманчиво выглядела эта идея. Тем не менее 17 мая 1267 г. апостолик ответил в Константинополь, что вопрос о любых совместных предприятиях может быть обсужден только после признания василевсом и священноначалием Восточной церкви его высшей Апостольской власти.

Этот вариант вполне устраивал папу: с одной стороны, он не отказывал Византийскому царю, с другой стороны, его совесть была чиста. Он был уверен, что никогда Палеолог не согласится принять это условие без опасения утраты императорского сана – настроения византийцев Римскому епископу были хорошо известны. Играя на различных фронтах в свои «шахматы», понтифик тем временем примирял Балдуина II и Карла Анжуйского.

Это была нелегкая задача, поскольку приходилось одновременно решать множество вопросов и учитывать взаимоисключающие интересы. Нельзя сказать, что папа думал лишь о Сицилийском короле – поведение Карла, солдаты которого откровенно грабили Италию (особенно пострадал Беневент), повергло Климента IV в шок, но он был слишком зависим от могущественного монарха. А в Германии остался преемник покойного Манфреда – внук Фридриха II Конрадин (1252—1268), вокруг которого сплотились ненавистники папской власти. После того как Манфред нашел свою смерть на поле боя, отпадал и родственный конкурент из числа представителей династии Гогенштауфенов. И теперь Конрадин смело мог заявлять свои права на Сицилию.