Кроме того, далеко не все города Италии соглашались признать над собой власть Климента IV. И хотя в марте 1266 г. итальянские сторонники Карла собрались в Милане, чтобы договориться с ним о совместных действиях, осенью того же года лига гибеллинов постановила начать войну с Климентом IV и Карлом Анжуйским. К несчастью для папы, щепетильный в вопросах чести Французский король Людовик Святой не считал правильным отвергать права юного Конрадина на Сицилию и Германию и занял, по сути, нейтральную позицию[398].

Ситуация в Германии действительно оказалась запутанной до чрезвычайности. За малолетством Конрадина и при содействии Римской курии ее королем был объявлен Ричард Корнуолльский – Английский принц из правящего дома Плантагенетов, о котором шла речь выше. В значительной степени его избрание на сейме было обусловлено поддержкой, которую ему оказал герцог Людовик II Баварский (1253—1294), воспитатель Конрадина, в обмен на гарантии безопасности юного королевича. Поэтому Конрадин, единственный наследный принц из правящей династии Гогенштауфенов, стал королем Иерусалима по материнской линии и одновременно герцогом Швабии, но не получил корону Германии. Разумеется, по достижении совершеннолетия он пожелал восстановить нарушенные права своей семьи.

Папа заочно объявил анафему всем, кто поддержит Конрадина, но одного этого шага оказалось недостаточно – у юноши нашлись весьма могущественные покровители. Помимо нравственных соображений, о династических правах Конрадина Людовика IX Святого очень беспокоила активность младшего брата, недвусмысленно посягавшего не только на Сицилию, но и на всю Италию. Французский король сам с 1246 г. владел землями от Палермо до Марселя, и появление крупных политических образований, пусть даже под скипетром младшего брата, не входило в его планы[399].

Теперь Сицилийскому королю пришлось готовиться к войне на два фронта, но он не унывал. 27 мая 1267 г. при посредничестве папы Климента IV был заключен договор между ним и Балдуином II. Несчастный эксимператор вынужден был согласиться с передачей Анжуйцу в случае успеха экспедиции прав на любую третью часть территории Латинской империи, включая сюзеренитет над Ахейским герцогством и острова. За исключением лишь тех, которые принадлежали Венеции – Республика не собиралась разбрасываться собственными землями. Кроме того, Филипп де Куртене (1243—1283), сын и наследник Балдуина, должен был жениться на дочери Карла Анжуйского Беатрисе (1252—1275) с тем условием, что если он умрет бездетным, то его права на Латинскую империю перейдут к самому Анжуйцу. Взамен Карл обещал содержать за свой счет в течение года армию из 2 тысяч рыцарей для завоевания Константинополя[400].

Начиная подготовку к войне с Византией, Сицилийский король попытался заключить несколько важных для него союзов, но, по счастью для ромеев, не очень преуспел в этом, натолкнувшись на превентивную дипломатию многомудрого Михаила VIII Палеолога. Когда французские послы прибыли к татарам, чтобы договориться с ними о начале совместных военных действий, им открылся неприятный секрет – ильхан Абага, наследник хана Хулагу, сочетался браком с Византийской принцессой, пусть и незаконнорожденной, преподобной Марией Палеолог (об этом писалось выше). Монголы глубоко уважали его супругу, и было совершенно невозможно представить, чтобы ее муж мог выступить против Византии.

Добавим к слову, что, согласно благочестивому Преданию, вернувшись после смерти мужа в Константинополь, св. Мария приняла монашеский чин под именем Мелания, построила на собственные средства храм и прожила там до самой кончины. Примечательно, что построенная ею церковь никогда не перестраивалась в мечеть и действует до сегодняшнего дня.

Тогда Карл Анжуйский устремился к Венгерскому королю Белле IV, ранее неоднократно предлагавшему организовать Крестовый поход против «грековсхизматиков». Но его дочь, чьей руки просил Карл после смерти первой своей жены, решила уйти в монастырь и даже изуродовала себя, чтобы не достаться сицилийцу[401].

Но когда, как казалось, все было предрешено, началась война с Конрадином за Италию, забравшая у Сицилийского короля несколько важных лет. Сицилия, недовольная засильем французов, находилась на грани бунта, а сам Конрадин в октябре 1267 г. покинул Швабию и двинулся в Италию. 24 июля 1268 г. он торжественно вступил в Рим под рукоплескания жителей – папа в то время находился в Витербо. Ему навстречу выдвинулся Карл Анжуйский, узнавший о том, что германец направляется для завоевания Сицилии.

23 августа 1268 г. враги встретились у Тальякоццо и после затяжного и кровопролитного сражения Карл вновь, как и 2 года назад, одержал победу. Французские рыцари, уступавшие наемникам Конрадина в численности, показали бульшую дисциплину и мужество, а потому германцы после нескольких атак бросили позицию и побежали. Анжуец, пусть и несколько преувеличивая события, писал папе: «Мы убили такое множество врагов, что их поражение при Беневенте – ничто в сравнении с этим»[402].

Поверженный 16летний Конрадин, его товарищ маркграф Фридрих Баденский (1249—1268) и еще 11 германских аристократов из числа сторонников Гогенштауфена были судимы французским судом и обезглавлены 29 октября 1268 г. на базарной площади в Неаполе. Казнь отпрыска королевской крови и короля Иерусалима вызвала открытое возмущение в Европе. Папу Климента IV упрекали в тайном содействии Сицилийскому королю, и даже французы выражали гневное негодование.

Естественно, сами германцы посчитали убийство Конрадина величайшим преступлением века. Но для реалистичного Карла Анжуйского это означало только, что его цель – обеспечение гегемонии на Сицилии и в Италии, достигнута. Теперь он мог сосредоточиться на реализации своей давней мечты – создании Средиземноморской империи, куда, конечно, должна была войти и Византия. Однако прошло еще немало времени, пока удалось подавить мятеж на Сицилии, покорить Флоренцию и Тоскану и избрать нового папу взамен скончавшегося в ноябре 1268 г. Климента IV.

Пока шла эта война, Михаил VIII Палеолог не терял времени зря. Хотя ранее попытки Византийского императора завязать с Римом дружеские отношения на основе предлагавшегося объединения Церквей не встречали особого расположения у понтификов, в настоящий момент комбинация неожиданно удалась. В Риме, где пока еще не был избран новый епископ, с большой тревогой следили за политикой Карла Анжуйского, думающего только о собственной выгоде.

А тот предложил венецианцам расторгнуть договор с Константинополем, объединив усилия для общего дела. Из осторожности, не желая обижать сицилийца, венецианцы немного секвестрировали условия отношений с Михаилом VIII Палеологом. Но в целом в их планы не входило осложнение отношений с Палеологом, поскольку толькотолько республиканцы сумели вытеснить своих противников генуэзцев и навязать василевсу собственные торговые услуги. В ответ Византийский царь также в одностороннем порядке изменил свои обязательства перед Республикой: он отозвал обещание изгнать генуэзцев с территории Византийской империи и предоставить венецианцам кварталы в главных приморских греческих городах. Угроза охладила тороватых венецианцев, и они решили не рисковать, предпочтя Константинополь Карлу Анжуйскому[403].