не исчез весь лес. Поэтому дикие золотые утки обиделись, взмахнули крыльями и улетели.

Как только взялись рубить берёзовый лес, люди Счастливой деревни начали спорить об этих вопросах.

Собо говорил:

– Херня это! Если утки такие умные, сами должны понимать, что лес этот рубят в подарок для Дворца Десяти Тысяч Лет.

Эта тема была не из тех, что обсуждаются каждый день, поэтому тут же были такие, кто выпрямился и задал вопрос по существу:

– Так ты, стало быть, не веришь, что есть дикие золотые утки?

А другие сказали:

– В Счастливой деревне все верят, что есть золотые дикие утки!

Хотя вопрос о существовании этой пары диких уток оставался всегда смутным, неясным и весьма расплывчатым, пусть даже и так, но даже Собо, настолько настроенный на современный лад, и он не решался в этом вопросе идти слишком уж поперёк всеобщего мнения. На самом деле он ещё в большей степени не хотел сам для себя выяснять до конца: то ли он действительно не верит в этих диких уток, то ли он притворяется, что не верит.

Однако он верил: то, что нужно государству – это большая, великая необходимость, он не думал, какие будут потом последствия, когда срубят эти деревья.

Старики любят говорить: в эти годы, когда стали исчезать леса вокруг Счастливой деревни, ветру не стало преград. Ну и что с того? Подумаешь, ветра стало чуть больше. Старики любят жаловаться: вот срубили столько деревьев, родники пересыхают, ручей меньше стал. Но в деревне-то народу всего ничего! Даже один источник и то весь не выпьешь, куда столько воды?

И потом, старики всегда на что-нибудь жалуются. И пусть жалуются. В глазах таких, как Собо, самое смешное в этих стариках то, на что они жалуются: оказывается, после того как лес вырубили, в деревне и вокруг стало пусто, красоты нету! Слыша эти слова, такие, как Собо, украдкой посмеивались. Красота! Да эти старики с грязными лицами даже у себя во дворе, на своей улице коровье дерьмо не могут прибрать, а всё твердят одно и то же…

Отец Собо был как раз такой старик.

Этот старик плача дошёл до дому, вытер наконец слёзы и строго сказал Гэсан Вандую:

– Ты хороший человек, но для Счастливой деревни ты не руководитель.

– Это я знаю.

– Дай другим поработать.

– Твоему сыну?

Старик не то застонал, не то засмеялся, в голосе его была безысходность и печаль:

– Да он и днём и ночью об этом думает, во сне об этом говорит, только его ли это судьба? Ты, Гэсан, не можешь, в тебе злости нет, ты людей прижать и заставить не умеешь, все знают, что у тебя сердце доброе. А мой этот ублюдок, если что в голову втемяшит, так душу вынет, а сделает; такие плохо кончат, ничего хорошего из этого не выйдет!

Договорив, старик толкнул дверь своего дома, наружу упал прямоугольник тёплого мягкого света от лампы в комнате; но голос старика был, напротив, холодный и жёсткий:

– Поэтому я тебя ненавижу!

Потом дверь захлопнулась. Свет и ощущение тепла от этого света исчезли, Гэсан Вандуй один стоял в чужом дворе, в темноте, на душе тоже был полный мрак.

10

Огонь не пришёл в то время, которое предполагали люди.

К тому же его прежний бешеный напор значительно ослаб. Не то что днём, даже ночью уже почти не ощущалось жара от далёкого пламени, не было и зарева.

Большой пожар растревожил и перемешал весенние потоки воздуха, от этого в горах поднялся беспорядочный ветер. Ветер шёл с высоты, по глубокой горной долине, в которой находилась Счастливая деревня, втекая то тут, то там между неровной грядой снежных вершин. Ветер напирал, создавал заслон на пути продвижения огня.

Из-за этого огонь постоянно приостанавливался, то и дело разворачивался вспять и шёл обратно дочиста выжигать те участки, которые он спалил недостаточно основательно, когда бушевал и спешил вперёд.

В этом было что-то от именно теперь идущего политического движения: обстановка большого шума и пыла вначале сейчас понемногу успокоилась, но это не означало, что движение миновало, оно только развернулось и пошло вглубь, туда, где не было видно, продолжая ещё эффективнее своё губительное действие.

Когда большой огонь шёл быстро, почти не останавливаясь, он только прокатился по верхушкам реликтового леса, по его пышным кронам. Огонь хотел бы и дальше идти с той же скоростью, но раньше помогавший его продвижению вперёд ветер теперь дул ему навстречу, вставая преградой на пути. Ветер заставлял большой огонь разворачиваться и двигаться обратно, на уже горевший лес, атаковать его нижний ярус. Там внизу были большие неохватные стволы деревьев, ещё ниже лежал толстым слоем высохший за зиму мох; теперь, когда огонь по стволам ушёл глубоко в землю, в слой мхов и перегноя, добрался до извивающихся, переплетённых, словно драконы, древесных корней – теперь только можно было считать, что этот лес действительно полностью уничтожен.

Если бы только люди не проводили всё время свои собрания, этот ветер в самом деле выиграл бы время, чтобы спасти лес.

Отдельные, всё ещё державшиеся за старое люди в Счастливой деревне говорили, вздыхая, что вот, улетели уже дикие золотые утки. Вот только никто не задался вопросом, каким образом дикие утки могли улететь из скованного льдом озера. А увлечённые погоней за новыми веяниями молодые были слишком возбуждены никогда прежде не виданной картиной.

Старые консерваторы вроде вернувшегося к мирской жизни ламы Цзянцунь Гунбу говорили, вздыхая: да, когда людей начинают делить на одних и других, во всём мире не будет покоя…

Эти слова отсылали к одной древней легенде.

Легенда была, собственно, историей народа бу, жившего по ущелью в верхнем течении реки Даду. Протекающая мимо Счастливой деревни речка была как раз одним из притоков верхнего течения реки Даду. Поэтому легенда эта была также историей и для людей Счастливой деревни.

Эту легенду с самого начала рассказывали со вздохами и печалью в голосе. В ней говорилось, что во времена оны, когда только-только лошади разделились на домашних, выращиваемых человеком, и диких, возникло искусство укрощать диких коней и умение обучать домашних; вслед за этим в людях тоже стали различать ум и силу. После созданного небом различия между мужчиной и женщиной это было первое различие, которое человек сам создал. С той поры, как появилось это различие, мир людей лишился гармонии первобытного хаоса и ввергся в самые разные беспорядочные споры, а вследствие того возникли ненависть и неспокойствие.

С точки зрения