— Увидимся в девять, — отвечает Джек, игнорируя взгляддруга, красноречиво говорящий, что он считает эту поездку ненужной, ивнутренний голос, нашептывающий:

(перья).

***

— Потрясающе! — восклицает Генри Лайден. — Не знаю,благодарить тебя или поздравлять. Пожалуй, уместно и первое, и второе. Мнепредставляется, что ты рад, что все так обернулось.

— Не говори глупостей. Я поехал туда только для того, чтобыотец мальчика не приезжал ко мне домой.

— Это не единственная причина.

— Ты прав. Я немного нервничал. И решил, что сменаобстановки пойдет мне на пользу.

— Но была также и другая причина.

— Генри, ты по самые яйца в свином навозе, ты это знаешь? Тыдумаешь, что я так поступил из чувства гражданского долга, или из сострадания,или из альтруизма, или чего-то там еще, но это не так. Мне не хочется этогоговорить, но у меня далеко не такое доброе сердце и не столь развитое чувствоответственности, как тебе кажется.

— По самые яйца в свином навозе? Ты попал в десятку. Я не точто по яйца в свином навозе, а по грудь, а то и по подбородок, и не толькосейчас, но большую часть моей жизни.

— Приятно слышать, что ты это признаешь.

— Однако ты не правильно меня понял. Ты прав, я думаю, чтоты хороший, порядочный человек. Я не просто так думаю, я это знаю. Ты скромный,сострадательный, честный, ответственный… каким бы ты сам себя ни считал. Ноя-то говорю не об этом.

— Тогда о чем?

— Другая причина, по которой ты решил поехать в полицейскийучасток, связана с той проблемой, тревогой, заботой, как ни назови, котораядонимает тебя последнюю пару недель. Все это время ты ходишь как в водуопущенный.

— Ха! — вырывается у Джека.

— Эта проблема, этот твой секрет, отнимает у тебя половинувремени и внимания, ты существуешь только наполовину. Сладенький, неужели тыдумаешь, что я не замечаю, когда ты встревожен или поглощен своими мыслями? Я,возможно, слепой, но уж это я вижу.

— Хорошо. Положим, в последнее время что-то меня тяготило.Но при чем здесь моя поездка в полицейский участок?

— Варианта два. Или ты поехал, чтобы схлестнуться с тем, чтотяготило тебя, или ты от этого убегал.

Джек молчит.

— Отсюда предположение: эта проблема должна иметь отношениек полицейскому периоду твоей жизни. Возможно, связана с каким-то давним делом.Может, преступник, которого ты засадил за решетку, недавно освободился и теперьгрозится убить тебя. А может, дело совсем в другом: выяснилось, что у тебя ракпечени и жить тебе осталось три месяца.

— У меня нет рака печени, и, насколько мне известно, никтоиз освободившихся преступников не собирается меня убивать. Все мои дела, вовсяком случае большинство, спокойно хранятся в архиве УПЛА. Разумеется, кое-чтоменя в последнее время тревожило, и мне следовало ожидать, что ты это заметишь.Но я не хотел, ну, грузить тебя этой проблемой, пока не разобрался с ней сам.

— Скажи мне только одно. Ты собираешься схлестнуться с нейили убежать от нее?

— На этот вопрос ответа нет.

— Это мы еще поглядим. Еда наконец готова? Я умираю, простоумираю с голоду. Ты слишком медленно готовишь. Я бы уже десять минут как всезакончил.

— Придержи лошадей, — отвечает Джек. — Осталось немного. Вседело в твоей идиотской кухне.

— Самая рациональная кухня в Америке. Может, и во всем мире.

Быстро ретировавшись из полицейского участка, чтобы избежатьбесполезного разговора с Дейлом, Джек вдруг решил позвонить Генри спредложением приготовить обед для них обоих. Пара хороших стейков, бутылкадоброго вина, жареные грибы, овощной салат. Все необходимое он мог купить воФренч-Лэндинге. Раньше Джек три или четыре раза готовил обед для Генри, а одинраз Генри приготовил несъедобный обед (домоправительница взяла все баночки стравами и приправами, чтобы помыть их, а потом поставила не на те места). Вполовине девятого он подъехал к просторному, белому дому Генри, поприветствовалхозяина и с продуктами и «Холодным домом» прошел в кухню. Положил книгу надальний край стола, открыл бутылку вина, налил по стакану хозяину и себе ипринялся за готовку. Но поначалу несколько минут привыкал к особенностям кухниГенри, в которой все лежало не по видам, сковородки — со сковородками, кастрюли— с кастрюлями, а по назначению, в соответствии с блюдами, для которыхтребовались те или иные кухонные принадлежности. Если Генри хотел пожаритьфорель и картофель, от него требовалось лишь открыть определенный шкафчик и воспользоватьсявсем, что там лежало. Кухонные принадлежности делились на четыре основныегруппы (мясо, рыба, птица и овощи), с многочисленными подгруппами иподподгруппами в каждой категории. Эта система классификации сбивала Джека столку, и иной раз ему приходилось заглядывать в несколько ящиков, прежде чем оннаходил нужную сковородку или лопаточку. Пока Джек рубит овощи, Генри накрываетна стол, ставит тарелки и столовые приборы и садится, чтобы расспросить своегоотягощенного заботами друга.

Наконец стейки перемещаются на тарелки, к ним присоединяютсягрибы, а середину стола занимает большая деревянная салатница. Генри заявляет,что еда отменная, пригубливает вино.

— Раз уж ты не хочешь говорить о том, что тебя тяготит,расскажи, что произошло в полицейском участке. Я полагаю, сомнений в том, чтопохищен еще один ребенок, уже нет.

— К сожалению, практически нет. Это мальчик, Тайлер Маршалл.Его отец — Фред Маршалл, он работает в «Гольце». Ты его знаешь?

— Прошло уже много лет с тех пор, как я покупал у негокомбайн, — отвечает Генри.

— Прежде всего меня приятно удивило, что Фред Маршалл —очень хороший человек, — продолжает Джек и во всех подробностях рассказывает отом, как он провел время в полицейском участке, опустив лишь один момент, свою третью,невысказанную мысль.

— Ты действительно сказал, что хочешь навестить женуМаршалла? В отделении для психических больных Лютеранской больницы?

— Да, — кивает Джек. — Я еду туда завтра.

— Не понимаю. — Генри ест, придавливая стейк ножом,накалывая на вилку, отрезая узкую полоску и отправляя ее в рот. Почему тызахотел повидаться с матерью?

— Потому что думаю, что она так или иначе задействована вэтом.

— Да перестань. Мать мальчика?

— Я не говорю, что она — Рыбак, потому что, конечно же, этоне так. Но, по словам ее мужа, поведение Джуди Маршалл начало меняться до того,как исчезла Эми Сен-Пьер. Ей становилось все хуже по мере того, как убивалидетей, а в день исчезновения сына она окончательно свихнулась. И Фреду пришлосьотправить ее в больницу.