— Ты не считаешь, что у нее был отличный повод для того,чтобы свихнуться?

— Она свихнулась до того, как ей сказали об исчезновениисына. Ее муж думает, что она — эспер! Он говорит, что она заранее знала обубийствах, о появлении Рыбака. И знала о том, что случилось с сыном дообнаружения велосипеда. Когда Фред Маршалл пришел домой, она уже ободрала стеныи несла какой-то бред. Совершенно не контролировала себя.

— Известно множество случаев, когда матери внезапно узнаютоб опасности или травме, угрожающих их детям. Телепатическая связь. Наука,естественно, это отрицает, но такое случается.

— Я не верю в сверхъестественные способности и не верю всовпадения.

— Тогда о чем ты говоришь?

— Джуди Маршалл что-то знает, и то, что ей известно, оченьважно. Фред не может этого понять, он слишком заклинен на происходящем, Дейл —тоже. Ты бы слышал, как Фред о ней говорил.

— Что же она может знать?

— Я думаю, она знает, она знает Рыбака. Я думаю, этодостаточно близкий ей человек. Кем бы он ни был, она знает его имя, и этосводит ее с ума.

Генри хмурится и, пользуясь привычным приемом, отправляет врот кусок стейка.

— Так ты едешь в больницу, чтобы убедить ее сказать правду.

— Да. В принципе.

В кухне повисает загадочная тишина. Генри неторопливопережевывает мясо, потом запивает его каберне.

— Как прошло твое шоу? Все нормально?

— Как по маслу. Это милое старичье так и рвалось натанцплощадку, даже в инвалидных креслах. Только один старик мне очень непонравился. Нагрубил женщине, которую зовут Элис, попросил меня завести «Кошмарледи Магоуэн», такой мелодии не существует, возможно, ты знаешь.

— Есть «Сон леди Магоуэн». Вуди Эрман.

— Молодец. Но главное, ужасный голос у этого старика. Словноиз ада. Так или иначе, но пластинки Вуди Эрмана у меня не было, тогда онпопросил «Мне не терпится начать» Банни Беригэна. Так уж вышло, что это былалюбимая мелодия Роды. С учетом моих галлюцинаций меня словно ударило обухом поголове. Не знаю почему.

Несколько минут они молча ели.

— И что все это значит, Генри? — спрашивает Джек.

Генри склоняет голову набок, прислушиваясь к внутреннемуголосу. Хмурится, кладет вилку на стол. Внутренний голос продолжает требоватьвнимания. Он поправляет черные очки и поворачивается к Джеку:

— Что бы ты ни говорил, ты по-прежнему думаешь как коп.

Джек чувствует, что эти слова — не комплимент.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Копы все видят несколько в ином свете, чем те, кто неслужит в полиции. Когда коп смотрит на человека, он сразу задается вопросом, вчем тот виновен. Мысль о возможной невиновности просто не приходит ему вголову. Для копа, который отслужил десять или больше лет, все, кроме копов, виновны.Только большинство еще не успели поймать.

Генри точно описал жизненное кредо десятков людей, скоторыми когда-то работал Джек.

— Генри, откуда ты это знаешь?

— Я могу это видеть в их глазах, — отвечает Генри. — Такполисмены воспринимают мир. Ты — полисмен.

— Я — копписмен, — вырывается у Джека. Устыдившись, онкраснеет. — Извини, эта глупая фраза вертелась у меня в голове и вдругвыскочила наружу.

— Почему бы нам не помыть посуду и не приняться за «Холодныйдом»?

После того как тарелки установлены в сушку, Джек берет книгус дальнего края стола и идет за Генри в гостиную, по пути, как обычно, бросиввзгляд в студию своего друга. Дверь с большой стеклянной панелью ведет вкомнатку со звуконепроницаемыми стенами, заставленную электроннымоборудованием: микрофон и проигрыватель вернулись из «Макстона» и теперь стоятперед вращающимся стулом Генри. Под рукой и музыкальный центр для лазерныхдисков, и пленочный магнитофон, и пульт для микширования. Большое окно выходитна кухню.

Когда Генри проектировал студию, Рода потребовала прорубитьэто окно, потому что хотела видеть, как он работает. Все провода скрыты отглаз. Аккуратностью и порядком студия напоминает капитанскую каюту на корабле.

— Похоже, ты собирался поработать этим вечером, — замечаетДжек.

— Я хотел закончить две программы Генри Шейка, и я готовлюпраздничный салют в честь дня рождения Лестера Янга и Чарли Паркера.

— Они родились в один день?

— Практически. Двадцать седьмого и двадцать девятогоавгуста. Что скажешь, зажигать свет или нет?

— Пожалуй, зажги.

Генри Лайден зажигает две лампы у окна, Джек Сойер садится вбольшое кресло у камина, включает торшер и наблюдает, как Генри садится наудобный диван, зажигает два торшера по его сторонам. Ровный свет наполняетдлинную комнату, кресло Джека стоит в наиболее освещенном месте.

— «Холодный дом», Чарльз Диккенс, — объявляет он.Откашливается. — Ну что, Генри, поехали?

— «Лондон. Михайлова сессия[58] близится к завершению… —читает он и уходит в мир грязи и сажи. Грязные собаки, грязные лошади, грязныелюди, день без света. Скоро он добирается до второго абзаца. — Туман везде.Туман в верховьях Темзы, где он плывет над зелеными островками и лугами; туманв низовьях, где он клубится среди леса мачт и над отбросами большого (игрязного) города. Туман на Эссекских болотах, туман на Кентских высотах. Туманзаползает в камбузы угольных бригов; туман лежит на верфях и плывет сквозьснасти больших кораблей; туман оседает на бортах барж и маленьких суденышек.»

Голос смолкает, действительность смешивается с вымыслом.

Атмосфера удивительно напоминает Френч-Лэндинг, Самнер-стрити Чейз-стрит, свет в окнах гостиницы «Дуб», Громобойную пятерку сНейлхауз-роуд, серый склон, поднимающийся от реки, Куин-стрит и зеленуюизгородь «Макстона», маленькие дома, рассыпанные вдоль шоссе… Все упомянутоезадушено невидимым туманом, который накрывает своим пологом и потрепанныйвременем и непогодой щит с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», и бар «Сэнд»,после чего ползет дальше, по холмам и долинам.

— Извини, — говорит Джек. — Задумался…

— Я тоже, — отвечает Генри. — Продолжай.

Джек, понятия не имеющий о существовании за щитом«ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН» черного дома, в который со временем ему придетсявойти, сосредоточивается на «Холодном доме». За окнами темнеет, свет ламп становитсяярче. Дело Джарндайса и Джарндайса плетется по судам, ускоряемое илизамедляемое стараниями адвокатов Чиззла, Миззла и Дриззла; леди Дедлокоставляет сэра Лейсестера Дедлока одного в их огромном поместье с обветшалойчасовней, застывшей рекой и «дорожкой призрака»; Эстер Саммерсон начинаетрассказ от первого лица. Наши друзья решают, что в честь появления Эстернедурно и выпить, раз уж ее рассказ затягивается. Генри поднимается с дивана,идет на кухню, возвращается с двумя низкими широкими стаканами, на третьнаполненными виски «Болвени даблвуд», и стаканом чистой воды для чтеца. Параглотков, несколько слов одобрения, и Джек вновь читает. Эстер, Эстер, Эстер.