рассматривать брак Эдуарда IV и Елизаветы Вудвилл[291]. Он отчаянно и, возможно, порой не думая о последствиях, пытался заручиться поддержкой старых и новых союзников, наделяя их землями, выказывая им королевское доверие и предлагая дружбу тем, кто встал не на ту сторону в гражданской войне. Попытки Эдуарда заключить союз с видными семьями ланкастерцев фактически ничем не закончились. Сомерсет его предал, примириться с сэром Ральфом Перси, злоупотреблявшим его щедростью, королю также не удалось. Именно тогда, когда Эдуард тайно женился на Елизавете Вудвилл, Невиллы вновь двинулись отстаивать интересы короны на север, а остальные союзники при этом пригнулись и заткнули уши, чтобы не слышать грохот осадных орудий, которыми Невиллы хотели сломить упорное сопротивление защитников северных замков. Эдуард слишком долго полагался на одних и тех же давних соратников и, к своему разочарованию, так и не смог примириться с давними врагами.

Между сражениями при Хеджли-Муре и Хексеме Эдуард оказался неподалеку от Графтона в обществе сравнительно известной второразрядной ланкастерской семьи, и дочь хозяина показалась ему невероятно сексуально привлекательной. Елизавета в то время близко общалась с камергером и доверенным лицом короля, бароном Гастингсом, и хотела договориться с ним о том, чтобы тот помог защитить ее долю земель, доставшихся от покойного мужа, от нападок семьи Буршье, которая предъявляла на эти владения свои права. Таким образом, Эдуард наверняка знал, как ее зовут, и был знаком с обстоятельствами ее положения, и с позволения Гастингса Елизавета, вероятно, лично изложила свое дело королю. Соответственно, он также знал, как она выглядит, и был прекрасно осведомлен о ее происхождении: перед ним была старшая дочь ланкастерской семьи, которая жаждала королевской милости и покровительства. Их тайный брак почти не сулил серьезных опасностей, но мог быть выгоден в нескольких отношениях. Выбрав такую невесту, Эдуард продемонстрировал бы свою беспристрастность. Кроме того, семья Елизаветы, которая не была ни могущественной, ни высокородной, вряд ли бы в чем-то выиграла, предав его доверие. Эдуард также руководствовался соображениями внешней политики. Союз с англичанкой, который можно было объяснить романтическим порывом молодого незрелого короля, позволил Эдуарду уклониться от брака с Боной Савойской, который уже в начале его правления связал бы внешнюю политику Англии с Францией. Это, в свою очередь, задело бы союзников Эдуарда в Бургундии, лишив англичан их поддержки и торговых связей, столь необходимых для процветания лондонских купцов.

Брак короля поставил Уорика, который вел заграничные переговоры, в неловкое положение, но граф был невероятно щедро вознагражден за победу йоркистов. Если бы король последовал в выборе невесты совету семьи Невилл, это усилило бы и так нараставшее неприятное впечатление, будто Эдуард был марионеткой Уорика. Монарх бросил вызов своему союзнику, и это означало, что в вопросах брака, равно как и в других, последнее слово и окончательное решение всегда оставались за самим королем[292].

Тем не менее молодые обвенчались тайно — возможно, для того чтобы в случае чего этот брак можно было отрицать, — и скрывали это до тех пор, пока обнародовать факт женитьбы не потребовали политические обстоятельства. Такой момент настал в День святого Михаила Архангела в 1464 году, когда совет попытался вынудить короля жениться на иностранной принцессе. Корона находилась в относительной безопасности, и Эдуард мог позволить себе неоднозначный поступок. В то же время вопрос о женитьбе на француженке откладывать дольше было нельзя. Официальное появление в День святого Михаила Елизаветы Вудвилл, идущей под руку с четырнадцатилетним Джорджем, герцогом Кларенсом, возможным наследником короля, и раздосадованным Ричардом Невиллом, графом Уориком, потрясло и удивило английский двор в Рединге.

Под ногами Елизаветы Вудвилл поскрипывал песок. Она входила в английскую столицу по Лондонскому мосту через Темзу и готовилась стать королевой. За зиму мост отмыли и очистили от следов зловонных испарений, по всей его длине рассыпали сорок пять тележек песка, чтобы прибывшие на праздник в честь коронации многочисленные лорды, дамы и сановники, вышагивая по мосту, не поскользнулись[293]. Была пятница 24 мая 1465 года, и королевство готовилось приветствовать не только новую королеву, но и совершенно новое поколение знати, которое должно было найти свое место во все еще строящемся государстве.

Событие такого масштаба в Лондоне, как всегда, отметили грандиозными зрелищами. Центральная часть моста превратилась в большую сцену, переливавшуюся разными цветами и отделанную золотой и зеленой, черной и белой, красной и фиолетовой тканью и бумагой. На этом фоне появились актеры и актрисы, переодетые в светловолосых ангелов с крыльями из сотен ослепительных павлиньих перьев. Еще один актер в образе святой Елизаветы зачитал приветствие под пение высоких мальчишеских голосов, доносившихся из окон часовни Святого Фомы, которые хором славили прибывшую королеву. Город, как обычно в таких случаях, был полон людьми и праздничными шествиями, и Елизавета, как и многие королевы до нее, медленно двигалась по забитым народом, добела вычищенным улицам и внимала великолепному спектаклю, который разворачивался перед ней.

Два дня спустя, 26 мая 1465 года, на Троицу, ее короновали в Вестминстерском аббатстве, и в зале прилегающего к аббатству дворца Елизавету встретили юные Кларенс и Джон Моубрей, 4-й герцог Норфолк и маршал Англии (унаследовавший герцогский титул после смерти отца в ноябре 1461 года). Кларенсу было пятнадцать с половиной, Моубрею всего двенадцать, оба еще не превратились во взрослых мужчин, но уже могли похвастаться высочайшим статусом и титулами. Новую королеву они встретили, сидя верхом и разъезжая по переполненному людьми Вестминстер-холлу на лошадях, чьи широкие спины украшали расшитые золотом попоны. Они поприветствовали Елизавету, и процессия двинулась из дворца в аббатство. Рядом с королевой шли сестра короля Елизавета, герцогиня Саффолк, которой тогда был двадцать один год, и одиннадцатилетняя сестра королевы Маргарита, обрученная с наследником графа Арандела. За юными дамами следовали еще сорок благородных дам от герцогинь до жен рыцарей. Все они были одеты в алые платья, и только отделка белым мехом горностая позволяла отличить наиболее знатных особ. Над процессией покачивались младшая сестра королевы Екатерина, которой было около семи, и обрученный с ней десятилетний Генри Стаффорд, герцог Бекингем, внук и наследник старого герцога Бекингема, убитого при Нортгемптоне. Этим двоим все было видно лучше всех: над блиставшей роскошью толпой знати детей на плечах несли оруженосцы.

В аббатстве участники этой великолепной процессии стали свидетелями длинной и роскошной коронации. Звучали мессы и гимн «Тебя, Бога, хвалим». Елизавета с короной на голове, держа скипетр в руках, садилась, вставала и вновь садилась. Затем она вернулась в Вестминстер-Холл на пир в честь коронации, где собралось еще больше чествовавших ее представителей знати. Некоторые, как, например, Генри Буршье, граф Эссекс, представляли государственных деятелей старшего поколения, но бóльшая часть тех, кто принял заметное участие в церемонии, были сверстниками королевы. Справа от нее стоял, держа