— Роза?

— Что?

Я подняла взгляд от телевизора, перед которым сидела,естественно ничего не видя. На меня смотрел Денис с мобильным телефоном в руке.

— Тамара задержалась на работе. Она готова выйти сейчас,но...

Он кивнул на окно. Солнце почти село, небо потемнело, лишьна западе у горизонта еще пылало оранжевым. До Тамариной работы можно былодойти пешком, и хотя вряд ли существовала реальная опасность, мне не хотелось,чтобы после заката она оказалась на улице одна. Я встала.

— Пойдем встретим ее. — Потом добавила, обращаясь к Артуру иЛьву: — А вы, ребята, оставайтесь здесь.

Мы с Денисом прошагали полмили до маленького офиса, гдеработала Тамара. Она выполняла обязанности клерка. Мы с Денисом встретили ее напороге и вернулись обратно без происшествий, живо обсуждая планы охоты насегодняшнюю ночь. Около дома Тамары я услышала на другой стороне улицы странныезавывания. Мы все резко обернулись, и Денис рассмеялся.

— Господи, снова эта сумасшедшая, — пробормотала я.

Тамара жила в относительно благополучном квартале, но, как ив любом городе, здесь имелись бездомные и нищие. Эта женщина была почти так жестара, как Ева, и обычно ходила взад-вперед по улице, бормоча что-то себе поднос. Сегодня она лежала на спине, на тротуаре, издавая странные звуки и махаяконечностями, словно перевернутая черепаха.

— Она больна? — Спросила я.

— Не-а. Просто сумасшедшая, — ответил Денис.

Они с Тамарой собирались войти в подъезд, но остатки моеймягкости не позволяли просто так бросить старуху. Я вздохнула.

— Идите, я сейчас.

Машин не было, и я без опасений перешла улицу. Протянуларуку, чтобы помочь женщине, стараясь не думать о том, какая она грязная. Как исказал Денис, сегодня она совершенно обезумела. Она не заболела, по-видимому,просто решила прилечь. Я содрогнулась. Я часто употребляла слово «безумие» поотношению к Лиссе и себе, но вот оно — подлинное безумие. Я очень, оченьнадеялась, что дух никогда не доведет нас до такого состояния. Бездомную женщинуудивило предложение помощи, но она взяла мою руку, поднялась и началавозбужденно говорить что-то по-русски. Потом попыталась обнять меня в знакблагодарности, но я попятилась и вскинула руки, отстраняя ее от себя.

Она послушалась, но продолжала что-то радостно щебетать.Подхватила полы своего длинного пальто, словно это было бальное платье, началакружиться и напевать. Я засмеялась, удивляясь тому, что меня способноразвеселить такое. И двинулась обратно через улицу к дому Тамары. Стараяженщина перестала танцевать и со счастливым видом снова заговорила по-русски.

— Извините, мне нужно идти, — сказала я, но это осталосьнезамеченным.

Потом она замерла на середине фразы. Выражение ее лицанасторожило меня, лишь на долю секунды опередив подкатившую тошноту. Однимплавным, но молниеносным движением я развернулась, вытащила кол и оказаласьлицом к лицу со стригоем, высоким и импозантным. Он подобрался ко мне, пока яотвлеклась. Глупо, глупо! Я не позволила Тамаре одной возвращаться домой, номне никогда даже в голову не приходило, что опасность может поджидать пряморядом с...

— Нет...

Не знаю, произнесла я это слово вслух или мысленно. Это неимело значения. Имело значение только то, что я видела перед собой. Или,скорее, думала, что вижу. Потому что, конечно, конечно, я это вообразила.Такого не могло быть в реальности. Дмитрий.

Я узнала его мгновенно, хотя он и... изменился. Думаю, яузнала бы его среди миллиона человек. Иначе быть не могло, так сильна была нашасвязь. Я не видела его очень долго и теперь буквально впитывала каждую черту.Темные волосы до плеч, распущенные и слегка вьющиеся. Так хорошо знакомые губы,изогнутые в удивленной и все же вызывающей дрожь улыбке. На нем даже был егообычный пыльник — длинное кожаное пальто по типу тех, что можно увидеть вковбойских фильмах.

И еще... в нем появились признаки стригоя. Темные глаза —которые я так любила — были обведены красными кругами. Бледная-бледная,смертельно бледная кожа, а ведь раньше он был таким же загорелым, как я,поскольку много времени проводил на свежем воздухе. Я знала — открой он рот, истанут видны клыки.

Мой осмотр занял краткий миг. Я среагировала быстро, когдалишь почувствовала его, — быстрее, чем, наверно, он ожидал. Элементнеожиданности все еще оставался на моей стороне, кол наготове, нацеленный точноему в сердце. Могу с уверенностью утверждать, что я сумела бы нанести ударбыстрее, чем он успел бы защититься.

Но эти глаза. О господи, эти глаза!

Даже с отвратительными красными кругами вокруг зрачков, егоглаза напоминали мне о Дмитрии, которого я знала. Их взгляд — бездушный, злобномерцающий — не имел ничего общего с прежним. И все равно сходства хватало,чтобы растревожить сердце, потрясти меня до глубины души. Мой кол был наготове.Все, что требовалось, это замахнуться и нанести удар. Даже инерция была на моейстороне...

Но я не могла. Мне требовалось еще несколько секунд, всегонесколько секунд, чтобы жадно впитать его облик, а потом я убила бы его. И тутон заговорил.

— Роза. — Голос звучал так же восхитительно низко, с тем жеакцентом... просто холоднее. — Ты забыла мой первый урок: никаких колебаний.

Я едва успела заметить, как его кулак направился к моейголове... И потом уже не видела ничего.

Неудивительно, что я очнулась с жуткой головной болью.Несколько секунд я понятия не имела, что случилось и где я. Потом сознаниепрояснилось, и воспоминания о встрече на улице обрушились на меня. Я села, и,несмотря на легкое головокружение, все мои защитные рефлексы мгновенновключились. Я огляделась.

Я находилась в темной комнате, на гигантской постели. Нет...не просто в комнате. Больше похоже на номер в гостинице или студию. Я считаланомера в отеле Санкт-Петербурга огромными, но сейчас была просто сражена. В тойполовине студии, где я сидела, находились кровать и обычные аксессуары спальни:шкаф, ночной столик и пр. Другая половина напоминала гостиную с кушеткой ителевизором. Встроенные полки на стенах были заполнены книгами. Справа от менякороткий коридор с дверью в конце вел, скорее всего, в ванную комнату. С другойстороны от меня венецианское окно, затененное, как это принято у мороев. Однакотакого темного, почти черного, непроницаемого стекла я никогда не видела.Только очень сильно прищурившись и сумев в итоге отличить небо от горизонта, японяла, что снаружи день.

Оставаясь настороже, я сползла с постели и попыталасьоценить угрожающую мне опасность. В животе никаких неприятных ощущений не было,значит, поблизости нет стригоев. Но не факт, что здесь нет кого-то другого. Яни в чем не могла быть уверена — именно из-за этого у меня на улице возниклинеприятности. Времени на раздумья не было. Задержись я здесь, и моя решимостьзаколебалась бы.