— Перестань бороться со мной. — Шея ощущала тепло егодыхания, тело его было прижато к моему, рот находился всего в нескольких дюймахот моих губ. — Я не причиню тебе вреда.

Я снова задергалась, дыша тяжело, с хрипом, в головепульсировала боль.

— Мне трудно поверить в это, неужели непонятно?

— Если бы я хотел тебя убить, ты уже была бы мертва. Если тыне прекратишь вырываться, мне придется связать тебя. В противном случае я нестану этого делать.

— Не боишься, что я сбегу?

— Нет. — Его голос звучал так спокойно, что холодок пробежалу меня по спине. — Не боюсь.

Мы оставались в таком положении еще около минуты. Мыслибешено проносились в голове. Это правда — если бы он хотел убить меня, то ужедавно бы справился с поставленной задачей. Но я была далека от того, чтобычувствовать себя в полной безопасности. Тем не менее ситуация создаласьбезвыходная. Ладно, я не совсем точно выразилась. Для меня она былабезвыходная. Он просто играл со мной. В голове после ударов пульсировала боль,и дальнейшая бесплодная борьба лишь ухудшила бы мое состояние. Требовалосьвосстановить силы, чтобы найти способ сбежать — если, конечно, я доживу доэтого. И пора перестать думать о том, как близки наши тела и... губы. Такойтесный контакт слишком опьянял.

Я слегка расслабилась.

— Хорошо.

Он заколебался — наверно, спрашивал себя, можно ли доверятьмне. Происходящее напомнило момент, когда мы с ним были в маленькой сторожке вдальней части академических угодий. Я тогда была расстроена, разъярена — и всепод влиянием тьмы духа, которая переполняла меня. Дмитрий тоже удерживал меня иубеждал выйти из того ужасного состояния. Мы поцеловались, потом его рукиприподняли мою рубашку... Нет, нет. Не сейчас. Нельзя думать об этом сейчас.

В конце концов, Дмитрий отпустил меня. Инстинкт вопил,подталкивая внезапно наброситься на него, но я строго напомнила себе, чтонеобходимо выждать, восстановить силы и собрать побольше информации. Хоть он иотпустил меня, мы продолжали стоять близко друг к другу. Вопреки всякой логике,его облик снова обманчиво воздействовал на меня — как тогда, на улице. Какможно быть тем же самым и одновременно другим? Я всячески пыталась не замечатьзнакомых черт — волосы, рост, лицо — и сосредоточиваться лишь на признакахстригоя — красных кружках в глазах и чрезмерной бледности кожи.

Я так ушла в себя, зациклившись на выполнении этой задачи,что до меня не сразу дошло, что он тоже молчит. Он вглядывался в меня такпристально, как будто хотел пронзить взглядом. Я вздрогнула. Это выгляделопочти — почти! — так, как будто он был зачарован мной. Впрочем, подобноеневозможно. Такого рода эмоции недоступны стригоям, скорее всего, мысль о том,что он все еще испытывает ко мне какие-то чувства, была того рода, когдапринимают желаемое за действительное. Выражение его лица всегда не поддавалосьрасшифровке, а теперь его маскировала личина коварства и холодности, котораяделала совершенно невозможным понять, что у него на уме.

— Почему ты оказалась здесь? — Спросил он наконец.

— Потому что ты ударил меня по голове и притащил сюда.

Если уж умирать, то с музыкой — в стиле Розы. ПрежнийДмитрий улыбнулся бы или подчеркнуто испустил вздох. Этот остался невозмутим.

— Я о другом. Почему ты здесь?

В его низком голосе зазвучали угрожающие нотки. Я считала,что Эйб производит устрашающее впечатление, но... Даже Змей в ужасе отпрянулбы.

— В Сибири? Потому что искала тебя.

— А я здесь, потому что хотел оказаться как можно дальше оттебя.

В полном ошеломлении я сказала нечто совершенно нелепое.

— Почему? Потому что я могу убить тебя?

Судя по его взгляду, он тоже считал это нелепостью.

— Нет. Чтобы мы не оказались в подобной ситуации. Теперь этопроизошло, и ее исход неотвратим.

Я не была полностью уверена, что он вкладывает в слова о«подобной» ситуации.

— Можешь просто отпустить меня, если хочешь избежать его.

Он отступил на шаг и пошел, не оглядываясь, в сторонугостиной. Возникло искушение воспользоваться этим и напасть на него, новнутренний голос подсказывал, что вряд ли я сделаю больше четырех шагов, преждечем он, по-прежнему не оглядываясь, нанесет мне удар. Он сел в роскошноекожаное кресло, движения его высокой фигуры были так же грациозны, как ираньше. Господи, ну почему он производит такое противоречивое впечатление?Привычки прежнего Дмитрия — и замашки монстра. Я осталась на том же месте,прислонившись к стене.

— Теперь это невозможно. После того, как я увидел тебя...

И снова он внимательно рассматривал меня. Это вызывалостранное ощущение. Двойственное. Напряженность его взгляда, то, как он почтилюбовно скользил им по моему телу сверху донизу, — это волновало и дажевозбуждало; с другой стороны, под его взглядом я чувствовала себя замаранной,грязной.

— Ты по-прежнему так же прекрасна, Роза. Впрочем, ничегодругого я и не должен был ожидать.

На это я не знала, что сказать. Я никогда на самом деле неразговаривала со стригоем, если не считать обмена оскорблениями и угрозами впроцессе схватки. Ближе всего к этому подходило, когда меня захватил в пленИсайя. Тогда я была связана, и разговор в основном сводился к тому, как онубьет меня. Сейчас... сейчас все было иным, но страх не отпускал меня. Яскрестила на груди руки и прислонилась к стене — защищаться я пока не могла.

Он наклонил голову, вглядываясь в меня, и на его лицо упалатень, красный отблеск в глазах стал почти не виден. Они — прямо как раньше —казались темными, бездонными и удивительными, исполненными любви ибесстрашия...

— Можешь сесть, — сказал он.

— Мне и так хорошо.

— Есть что-нибудь еще, чего ты хочешь?

— К примеру, чтобы ты отпустил меня.

На мгновение мне показалось, что его лицо слегка исказилось,как раньше, когда я шутила. Нет, наверно, я вообразила это.

— Нет, Роза. Я имею в виду — тебе потребуется что-нибудь?Другая еда? Книги? Развлечения?

Я недоверчиво смотрела на него.

— Ты так говоришь, будто я в самом роскошном отеле!

— В определенной степени так и есть. Я поговорю с Галиной, иона достанет все, что пожелаешь.

— С Галиной?

Губы Дмитрия искривились в улыбке. В этой улыбке полностьюотсутствовала теплота — она была холодной, мрачной, полной секретов. Ясъежилась бы от страха при виде ее — если бы не мое нежелание выказывать передним слабость.

— Галина — мой бывший инструктор, еще со времен школы.

— Она стригой?