А потом он подтолкнул жену к стене и вновь принялся ее целовать, одновременно задирая ее юбку. Минуту спустя, когда Джеймс стащил с жены панталоны, он, наконец, прервал поцелуй и, отступив на шаг, стал лихорадочно стаскивать брюки; одна пуговица при этом отскочила и упала в камин. Когда же он спустил и брюки, и кальсоны, его возбужденная плоть вырвалась на свободу, и Джеймс, шагнув к жене, крепко сжал ладонями ее бедра, затем, прижав к стене и приподняв, стремительно вошел в нее.

– О да, Джеймс, да… – простонала Кэролайн. Поза была не очень удобная, и она испытывала одновременно и боль, и удовольствие.

Почти сразу почувствовав это, Джеймс приподнял ее повыше – теперь Кэролайн уже стала двигать бедрами – и, задыхаясь, прохрипел:

– Так лучше?

Но Кэролайн не могла ответить – не способна была ни думать, ни говорить. Тихо застонав, она коснулась губами его плеча, затем легонько его прикусила. Тоже застонав, Джеймс начала двигаться – все быстрее и быстрее.

Внезапно снова раздался стон его жены, и она прошептала:

– Я почти готова…

Тут ее ноги, обхватившие бедра мужа, задрожали, а затем и по всему телу прокатилась дрожь. И в тот же миг Джеймс резким движением вошел в нее последний раз и, запрокинув голову, протяжно застонал. В следующее мгновение его горячее семя излилось в пульсирующее лоно жены. А она положила голову на плечо мужа и мечтательно улыбнулась. Тяжело дыша, оба замерли в изнеможении.

Внезапно раздался стук в дверь, и Кэролайн, вздрогнув, подняла голову. Она вдруг вспомнила, что приказала Лэнгли принести легкую закуску и чай.

Дверная ручка медленно повернулась, и дверь начала открываться. Кэролайн снова вздрогнула, и сердце ее замерло.

– Проклятье… – пробормотал Джеймс, когда дверь отворилась. Он отпустил жену, одернул на ней юбку и, подтянув кальсоны, стал застегивать брюки.

А в дверь, спиной вперед, начал входить Лэнгли, державший в руках большой серебряный поднос. Джеймс оперся рукой о стену и, наклонив голову к Кэролайн, сделал вид, будто они заняты каким-то интимным разговором.

– Гляди на меня, – прошептал он, и Кэролайн утвердительно кивнула.

Тут дворецкий повернулся и увидел, что кресла и козетка пусты. На его лице отразилось недоумение. Потом он повернулся к супругам – и покраснел.

– Милорд, я не знал, что вы здесь…

– Спасибо, Лэнгли. Можете оставить поднос, леди Хантингтон сама разольет чай.

Дворецкий кивнул и, не оборачиваясь, быстро вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

У Кэролайн вырвался вздох облегчения.

– Ты думаешь, он понял? – спросила она.

Джеймс едва не рассмеялся. Странный вопрос! Да ведь у нее же от поцелуев распухли губы, щеки раскраснелись, а ее желтое платье было изрядно помято. Волосы же, до этого убранные в высокую прическу, разметались в беспорядке, а один локон закрывал глаз. Сам он выглядел не лучше – рубашка выбилась из брюк, а сами брюки, все еще на застегнутые, сидели на бедрах. Посмотрев на пол, Джеймс увидел разорванные панталоны жены, лежавшие у них под ногами. Любой бы понял, чем они занимались.

О боже, эта женщина делала его безрассудным! И это еще слабо сказано… Джеймс поднял порванные панталоны жены и помахал ими у нее перед носом:

– Что ты думаешь по этому поводу?

Щеки Кэролайн залились румянцем. А Джеймс почему-то сунул панталоны в карман брюк, хотя должен был вернуть их Кэролайн. «Какого черта я прячу их как трофей? – промелькнуло у него. – Ведь эта женщина – моя жена, а не добыча…»

Застегнув наконец-то брюки, он сказал:

– Я должен вернуться на пастбище.

Джеймс повернулся, собираясь удалиться, но Кэролайн схватила его за руку.

– Дорогой, я люблю тебя, и если бы ты не злился, то признал бы, что любишь меня.

– Разве то, что мы только что делали, – свидетельство любви? – пробурчал маркиз. – Похоть – это еще не любовь.

– Но то, что существует между нами – это гораздо больше, чем просто похоть. Иначе бы ты не заботился обо мне, не так ли?

Маркиз смутился. Что ж, его жена права. Он действительно ее любил, и эта любовь напоминала о себе постоянной болью в сердце. Тихо вздохнув, он сказал:

– Кэролайн, истинная любовь может появиться только тогда, когда в отношениях царит честность.

Он отвернулся и пошел к двери, но у порога его остановил голос жены:

– Но неужели ты не понимаешь, что любовь может существовать только там, где есть способность прощать?

Джеймс снова вздохнул. Его жена и на сей раз была права. В браке действительно нужны и честность, и способность прощать. Но его все еще терзала мысль о том, что Кэролайн вышла за него, выбрав меньшее из двух зол. Генриетта, например, постоянно произносила слово «любовь», хотя ее действия говорили совсем о другом. Возможно, Кэролайн ничем от нее не отличалась.

Распахнув дверь, маркиз решительно вышел из комнаты.

Присутствие вдовствующей маркизы вынуждало Джеймса играть роль любящего супруга. Прошла неделя после их свидания в «желтой» гостиной, но за это время Кэролайн почти не виделась с мужем. Он продолжал ее избегать. Казалось, он был женат на своем управляющем, так как постоянно находился в его обществе. Кэролайн никогда не видела мистера Уоррена, но в какой-то момент она начала испытывать к нему неприязнь. Когда же Джеймс не работал с управляющим, то был занят каким-то другим делом. Или трудился вместе с наемными работниками.

Шагая в сторону столовой, Кэролайн думала о прошедшей ночи. Проснувшись, она обнаружила, что лежит одна на их огромной кровати. Заметив свет из-под двери, ведущей в гостиную, она встала и открыла ее. Оказалось, что Джеймс заснул, сидя за столом, откинув голову на спинку кресла. Взяв стеганое одеяло с изножья кровати, Кэролайн укрыла его. А он так устал, что даже не пошевелился при этом.

Кэролайн вошла в столовую. При ее появлении Джеймс и Энтони встали. В последнее время маркиз обедал вместе с семьей, но от этого их с женой отношения не наладились, поскольку супругов разделяло огромное пространство обеденного стола. Но сегодня она настояла, чтобы Лэнгли посадил ее рядом с мужем. Джеймс приподнял бровь, когда дворецкий пододвинул Кэролайн стул и она села рядом с ним.

Вдовствующая маркиза одобрительно кивнула. Интересно, бабушка, братья и сестра чувствовали напряжение между ней и мужем? Конечно, чувствовали, не могли не чувствовать.

– Спасибо, – поблагодарила она лакея, который налил ей в тарелку суп-пюре из аспарагуса.

Энтони откашлялся и произнес:

– Я слышал уже половина нашей прислуги ходила на восточное пастбище, чтобы посмотреть на нового быка.

– А я его еще не видел, – подал голос малыш Джорджи.