Между тем возле нее уже другие, они стаскивают ее партнера,хватают ее за ягодицы, играют грудью, опрокидывают на подушки. Она слышитчей-то короткий приказ, произнесенный на непонятном языке. Ей переводят:поднять ноги так, чтобы колени упирались в грудь. Она подчиняется, и тут жеострая боль пронизывает ее анус. Она кричит, вертит головой, зовет на помощь.Над ней склоняется лицо Арианы, Эммануэль хватает ее за руку:

– Нет, нет! Я не хочу туда… Прогони их…

В ту же минуту штурмующих как волной смывает с телаЭммануэль. Она опускает ноги и благодарно обнимает подругу. Ариана шепчет ей наухо:

– Вот тот джентльмен (и она указывает на того, когоЭммануэль только что видела яростно накачивающим Ариану) совсем без ума оттвоего рта. Но он стесняется просить тебя позволить ему… Что ты скажешь,миленькая?

Эммануэль утвердительно качает головой. Ариана исчезает, ина ее месте оказывается мужское тело. Мужчина ложится на нее во всю длину,наваливается всем своим весом. Губы ищут и находят ее губы, язык проникаетвнутрь, лижет ее зубы, все уголки ее гортани, встречается с ее языком, боретсяс ним, жаркий, влажный, вызывающий слезы предвкушения на ресницах Эммануэль.Она в таком восторге, что, кажется, вот-вот – и снова настанет самая сладкаяминута, просто так, от одних поцелуев. Но она сдерживает себя, нельзяподдаваться слабости. Нет, она сдастся потом, насладившись вовсю игрой, будетпассивной, недвижной, а потом ошеломит и его, и себя бурным экстазом.

Вцепившись в ее плечо пальцами, крепкими, как когти, мужчиналюбовался ею.

– Чувствуешь, – прошептал он, – мой живот на твоем животе. Яподнимаюсь еще выше. Я дойду до твоей груди, а потом и до лица. А своей шпагойя просверлю твою грудь. Я буду брать тебя не между грудей, понимаешь, а именнов грудь, сначала в одну грудь, потом в другую, прямо в каждый сосок. Я выпьютвое молоко. Ты позволишь?

Что могла она ответить? И он продолжал:

– А когда я справлюсь с твоей грудью, я войду к тебе вгорло, вонжу свою шпагу в твой рот и буду двигать ее туда-сюда всей силой своихмускулов, и тебе не помогут ни сомкнутые зубы, ни закрытые губы. Я возьму тебя,и твои слезы, слезы боли и наслаждения, будут литься на мой живот. Давай, пора!

Широко, до боли в скулах, приходится открывать рот, чтобыприготовиться принять столь исполинскую порцию. Но мужчина не успел привести висполнение свои зловещие угрозы: он уже извергается обильным, густейшим,неиссякаемым потоком, неистовствуя от счастья.

– Выпей все до последней капли, – лихорадочно бормочет он, –И не двигайся: я еще долго останусь в тебе, меня намного хватит.

Лицо Эммануэль почти расплющено тяжелым животом, и вдруг оначувствует, как кто-то раздвигает ее ноги. Тщетно она пытается сопротивляться:невидимка буквально распарывает ее, овладевая ею без лишних нежностей. Тогда,отдавшая врагу и уста, и лоно, она приходит в панический ужас: погибла, ничтоее не спасет, она умрет сейчас, задохнется! Но тут же и ругает себя за этотдевический испуг, и, если бы она могла кричать, ее крик был бы крикомтриумфатора!

«Ну вот, видишь, – поздравила она себя. – Меня берут сразудвое мужчин. Вот это опыт! Это как вторая дефлорация. Обряд посвящения, окотором говорил Марио». Она избавилась от последних остатков невинности. И всамый разгар страсти она не могла сдержать довольного смешка. Она воспеваласвою истинную славу: «Все сделано, все кончено! Я больше не девственница».

Ей даже захотелось обнять тех, кто помог ей расстаться стяжким грузом и поцеловать их по-дружески в обе щеки. В своем энтузиазме онасовсем забыла, что рот ее по-прежнему занят. Но ей и в самом деле стало тяжко:она стала задыхаться, и мужчина сжалился над нею. Но не успела она как следуетперевести дыхание, как его место оказалось занятым другим. И снова она,покорная, почти бездыханная, оказалась в объятиях двух любовников.

Немного времени спустя, когда чьи-то руки подняли ее ипонесли, стараясь по дороге изучить ее анатомию, она смогла разглядеть одногоиз тех, кто только что отметил ее своим раскаленным тавром.

Она никогда прежде не встречала таких волосатых мужчин. Онбыл весь в шерсти: шерсть покрывала ноги, живот, грудь, плечи. И он былмускулист, как призер-борец или боксер. И у него были черные густые брови,сходящиеся над переносицей.

«В нем что-то есть», – подумала Эммануэль и спросила:

– Вы откуда?

– Из Грузии. Я возьму тебя туда.

Он выглядел лет на сорок, ошибиться можно было на год-два,но когда Эммануэль сказала ему об этом, он широко улыбнулся:

– Нет, не угадали, милочка. Мне шестьдесят четыре.

Эммануэль остолбенела. Какой ужас! Нет, это невозможно… Онне должен быть таким старым! Не могла же она лежать вот сейчас рядом с обнаженнымтелом человека, который старше ее дедушки! Ее дедушки, командора Почетноголегиона, седого, величественного и… старого! Даже в самых смелых своих снах онане могла себе представить, что в один прекрасный день станет заниматься с нимлюбовью. И вот это произошло!

Этот мужчина, которого она явно выделила бы среди всех, он,который так хорошо умеет любить, вдруг оказывается старше дедушки… Ну и что,сказала она себе, мне было хорошо с ним. Она подумала, как бы она выглядела вобъятиях командора, целующая его белые – нет, черные! – волосы. От этих грез ееотвлек голос ее нынешнего сподвижника:

– Дай мне твою грудь.

Она привстает на коленях, опирается на локти так, что еелевая грудь нависает над усами грузина, потом наклоняется еще ниже, приближаямаленький, полный горячей крови кружочек к губам, которые так радовали еепоцелуями.

Под правой рукой Эммануэль появляется лицо Арианы. Онаспрашивает волосатого мужчину:

– Ты ничего не имеешь против, если я к тебе присоединюсь?

– Конечно, нет.

– Впрочем, – добавила Ариана доверительным тоном, – оналюбит, когда ее делят на части.

Это правда, признается себе Эммануэль, это сущая правда!

Вот так, отданная двум страстным ртам, Эммануэль отпускаетсебя на волю, на волю собственного тела. Она плывет в волнах легкого ветра:тысячи пенных шапок, тысячи языков водорослей, тысячи мягких коралловыхщупальцев ласкают ее корпус, нагруженный до краев драгоценным грузом изумрудови пряностей, добытых для нее золотокожими людьми с неизвестных островов…

* * *

…Появились новые гости, – и Эммануэль, прекратившая к этомувремени свои забавы с Арианой и ее сотоварищем, решила немного передохнуть отлюбовных игр за болтовней. Постепенно к ней вернулась обычная ее смелость, иона не могла даже вспомнить то ужасное состояние, которое испытала закакой-нибудь час до этого. Ей казалось совершенно естественным, что она в чеммать родила находится посреди салона, заполненного, несомненно, элитой местногообщества: большинство так и оставалось в вечерних туалетах, застегнутых на всепуговицы, – далекие, казалось, от любых непристойных посягательств. Ну что ж,пусть все идет своим путем, философски успокоила себя Эммануэль. Кто хочет бытьодетым, пусть будет. Кто хочет быть голым, пусть остается нагишом.