Эммануэль хотела бы усмехнуться, но ей было грустно. Принцкак будто хотел ее утешить:

– Ваш соотечественник Батай сказал очень мудро:

«Не хочу показаться хвастливым, но по мне смерть – самаясмешная штука в мире».

– Мне так не кажется, – сказала Эммануэль.

Принц улыбнулся. Она вздохнула.

Какой-то мужчина подошел к ним, присел рядом. Он былблондин, что называется, тицианова цвета, короткая прическа делала его оченьмоложавым. Эммануэль он заинтересовал.

– Майкл, – сказал принц, – я думаю, ваша компания интереснеедля молодой леди, чем моя. Пожалуйста, развлеките нашу гостью…

Эммануэль громко запротестовала: она вполне довольнаобществом принца, и ее совсем не надо «развлекать». Но хозяин праздника твердовзял ее за руку и вложил ее ладонь в ладонь молодого человека.

– Давайте, – сказал он, – поплавайте с моими лебедями.

Вода в бассейне соблазняла светом белых лотосов и отраженнымлунным сиянием. Эммануэль попробовала ее ногой – совсем теплая. Она повернуласьк новому пришельцу, как бы спрашивая его согласия. Ответом была одобряющаяулыбка. Она высвободила руку, сделала несколько шагов и потянулась у плечуотстегнуть золотую сову.

Несмотря на то, что большую часть вечера она провеласовершенно обнаженной, ей казалось, что раздеваться сейчас здесь, в парке, вмерцающем мраке – действие более смелое, более возбуждающее, чем сама нагота.Архаический стыд замедлил движения ее пальцев. Потом она увидела, что мужчиныждут; ждут, чтобы она подарила им зрелище этого магического преобразования чтоза могучий стимул! И это сделало раздевание полным смысла, превратило его вэротический акт со своими правилами протокола, со своими торжественнымипрелюдиями. Она могла создать рождающуюся красоту, красоту в становлении, болеесовершенную, чем красота явленная, неподвижная, завершенная.

Эммануэль распустила пояс, и легкий ветерок поднял ее туникупрежде, чем она соскользнула с талии. На мгновение материя обвила бедра,образовав складки, подобные тем, какие создают скульпторы, когда хотят окутатьбедра своих Венер. Она выглядела сейчас, как мечта, принесшаяся в наши дни издалеких времен античности.

Два свидетеля безмолвно смотрели, как видение входит в воду.Вода бассейна колебалась, дробя, рассеивая этот образ. Только черное облаковолос оставалось на поверхности, как черное пятно от погружающейся в пучинудревней триремы с амфорами, украшенными изображениями юных дев и их священнымитанцами и мечтами о дальних островах…

Майкл сбросил одежду и присоединился к Эммануэль среди белыхцветов лотоса и упавших в воду лепестков жасмина, все еще наполнявших воздухсвоим ароматом. Они отдались воде, иногда хватаясь руками за свисающие ветвикаких-то растений, или, играя, подныривали под огромные листья водяных лилий,способных, казалось бы, выдержать вес взрослого человека. Принц ушел. Телакупающихся приблизились друг к другу. Эммануэль осмелела и прикоснулась кдлинной и крепкой флейте, на которой мужчины играют песнь любви. Он неуклюжепопытался овладеть ею в воде, но тела их скользили, а он был слишком нетерпеливи напорист. Все-таки ему удалось проникнуть в нее и вырвать крик наслаждения иодновременно боли. Она взмолилась о пощаде, и он вынес ее на парапет. И лишьтам она начала свои ласки и языком, и пальцами, и бедрами, и животом, а потомсжала руками свои груди, и он вошел в эту узкую лощину. Она сдавила его там изовсех сил и была вознаграждена за это длинной пряной струей, ударившей в еесложенные в виде чаши ладони. Она поднесла их к губам, потом предложилавозлюбленному:

– Хочешь капельку?

Улыбаясь, он покачал головой и, прижавшись щекой к ее щеке,наблюдал, как пьет Эммануэль этот напиток. Ее влажные локоны покрыли его, такчто они представляли собой странную фигуру с двумя туловищами и одной головой.

Она вздрогнула, почувствовала озноб, и тогда он лег на нее,согревая своим телом, вытянулся на ней, и они лежали так, лаская друг друга.Орион стоял над ними со своим туманным мечом и сапфирами вокруг пояса, иЭммануэль повторяла как заклинания их таинственные, подобные каббалистическимформулам имена: Анилам, Алнитак, Минтака…

И разум ее погрузился в забвение…

* * *

Она очнулась в ужасе, не понимая, что она делает здесь, вэтом парке, придавленная к земле телом никогда не виденного ею прежде мужчины,который, может быть, мертв… Потом память вернулась к ней, тревога рассеялась,но оставаться здесь ей больше не хотелось. И она попросила своего спутникаотпустить ее восвояси. Она устала. Ей хочется спать, спать в своей постели,спать долго-долго, как сурок в норе.

Он стал отговаривать: еще рано, лучше дождаться начала дня.Эммануэль была раздражена и раздосадована. Она лучше попытается разыскатьМарио. Она оделась, и прикосновение материи к коже несколько успокоило ее.Возвращаясь во дворец, она вспоминала о ванных комнатах с их золотом исеребром, где прислуживали юноши и девушки с округленными от восторга и желанияглазами. Она заглядывала в комнаты, наконец, нашла то, что искала, и оставиласвой эскорт у двери, попросив не дожидаться ее.

Наполнила ванну почти кипятком и потом долго занималасьсвоим туалетом: высушилась, напудрилась, надушилась, сделала себе массаж, снежностью лаская свое тело. Она уже приготовилась провести здесь остаток ночи,но вдруг в дверях возник принц, несомненно, предупрежденный Майклом.

– Там столько жалоб на то, что вас монополизировал кто-то.Вы не хотели бы вернуться и прекратить эти жалобы?

– Я только что проходила по дому, и мне не встретился ниодин мужчина. Я решила, что все они отправились спать.

– Я собрал в удобном месте нечто вроде гетериона. Егоучастники относятся к играм прошедшего вечера как к прелюдии основного. Ядумаю, нет ничего лучше, чем присоединиться к ним.

– Только скажите мне, кто был тот прелестный мальчик,которого вы представили мне в парке?

– Майкл? Я думал, вы знакомы. Он морской атташе СоединенныхШтатов.

Эммануэль вздрогнула. Брат Би! И она любила его, ничего неподозревая! Как могла она быть столь слепой? Те же глаза, та же улыбка, те жегубы, эти короткие волосы… Та же манера разговаривать. Это был не брат, это былдвойник Би! И она не сумела его узнать!

Удрученная, не замечая ничего вокруг, шла она следом запринцем, пока они не остановились перед массивной, из мореного дуба, дверью.Дверь была украшена столь причудливыми узорами, что будь Эммануэль в другомнастроении, она долго изучала бы их таинственные письмена.

Принц толкнул дверь, пропуская гостью вперед. Онавздрогнула: кондиционеры делали здесь воздух прохладным, но тяжелый острыйзапах, запах Китая, какая-то смесь имбиря и шалфея, запах трав, а не цветов,окутал ее и, казалось, пропитывал ее кожу. Все было подернуто красноватойтуманной дымкой.