Я после того вообще мало что помню. Очнулась уже в кибитке. Оказалось, что в соседнем городе цыгане меня хирургу показали и пообещали ему коня перековать и вылечить. Но он долго возиться не стал. Просто вырезал все, что разорвано было, остатки сшил и вернул меня обратно. Так что детей мне не то что выносить, а даже и зачать нечем. С тем табором я больше года прожила. Отец всегда считал, что девочка из хорошей семьи должна уметь не только детей рожать и мамалыгу варить, а еще и петь, танцевать и даже на рояле играть.

Так что, когда я немного в себя пришла и смогла ходить, как все нормальные люди ходят, так и начала на ярмарках да торгах петь. Благо песен разных я много помнила. И польских, и русских, и на иврите. Даже несколько французских романсов выучила. Но случилась облава. Это уже в Киеве было. У какого-то важного чиновника со двора пару породистых коней свели. А полиция, как всегда, все на цыган свалила. Табор из города погнали, а я случайно отстала.

Когда пришла вечером к стоянке, нашла только кострища потухшие. И начала милостыню просить и побираться, у церквей песни распевая. Думала, так однажды с голоду и околею. Или чего хуже, в тайном борделе от срамной болячки сдохну. Местные бандиты уже присматриваться ко мне начали. Но повезло. Петр Ефимович, тогда еще лейтенант молоденький, на меня случайно наткнулся.

Они там одного блинодела, фальшивомонетчика, ловили, а я увидела, куда тот побежал. Смотрю, тот проскочил, а следом лейтенант бежит. Глаза блестят, весь в поту, да только потерял жертву в толпе. Я и подошла. Говорю, дашь денежку, укажу, куда побежал и как быстрее в то место попасть. Я-то к тому времени уже успела город как следует изучить. А лейтенант этот рубль достает и говорит, поможешь поймать, и рубль дам, и с собой в Петербург заберу.

— Поймали?

— Поймали. А Петр Ефимович слово свое сдержал, хоть и не верила я. Но он человеком чести оказался. Лично меня к начальнику своему привел и приказал рассказать все, что со мной было. Тот, когда узнал, что я легко на трех языках говорю, сам меня в монастырский приют определил и наказал учиться как следует. Пообещал, что после школы к себе на службу возьмет. Так и вышло. Да и после школы мне еще многому научиться пришлось.

— Стрелять или ножом орудовать?

— Ножом, — фыркнула Герцогиня. — Это у вас, мужиков, кулаки да ножи, а женщина должна изящнее все делать. Чтобы все чисто, прилично было.

— Это в смысле зельем травить?

— Ядами, дружок. Ядами. Царская смерть. Просто ножом ткнуть много ума не надо. А вот чашу поднести так, чтобы человек ее сам выпил, да еще и похвалил, уметь надо.

— Не скажи. Ножом можно и сразу убить, а можно так сделать, что человек не сразу и поймет, что уже умер, — жестко усмехнулся Гриша.

— А ты умеешь? — с интересом спросила женщина.

— Умею.

— И научить можешь?

— Тебя?

— А тут еще кто-то есть?

— Могу, если хочешь, — пожал парень плечами. — Такое все пластуны умеют. Только тебе-то это зачем? Сама только сказала, что высшее мастерство — это зелье поднести.

— Всякое бывает, — туманно протянула Герцогиня. — Иногда, чтобы тихо уйти, нужно и нож в ход пустить. Так научишь?

— Обязательно. И не только бить правильно, но и кидать так, чтобы точно в горло. Тогда и шума не будет.

— Вот и договорились, — тихо рассмеялась Герцогиня.

— Ты чего? — не понял парень.

— Да я только сейчас поняла. Послушал бы нас кто со стороны, с ума бы сошел. Лежат в постели, голышом, и выясняют, как лучше человека жизни лишить. Вот уж точно первые кандидаты на дом призрения в палату для буйных.

— Так ведь тут, как батя мой говорил, кто чему учился, — усмехнулся в ответ Гриша и, одним движением вскинув ее на себя, добавил: — Голышом, говоришь? Это как следует проверить надо.

— Ох, жеребец, умотал, — рассмеялась Герцогиня тихим грудным смехом, всем телом прижимаясь к любовнику и впиваясь ему в губы страстным поцелуем.

* * *

Капитан допил свой кофе и, отставив чашку, аккуратно промокнул усы белоснежной салфеткой. Дождавшись, когда Григорий доест так полюбившийся ему эклер, он чуть улыбнулся и негромко сообщил:

— Я договорился, и мы прямо сейчас можем отправиться к нужному человеку, чтобы показать ему твое оружие.

— А кто он вообще? — с интересом спросил Гриша.

— Профессор истории. Знаток всяческих мистических и эзотерических течений и вообще весьма интересная личность. Думаю, знакомство с ним будет и тебе полезно.

— Это чем же? — не понял парень.

— Григорий, позволь дать тебе один совет, — неожиданно улыбнулся капитан.

— Конечно, Петр Ефимович. Слушаю, — подобрался Гриша.

— Постарайся следить за своей речью. Особенно в общественных местах. Внешне ты мало отличаешься то какого-нибудь юнкера или вольноопределяющегося, но стоит только тебе начать говорить, как всем сразу становится понятно, что ты не тот, за кого тебя приняли.

— И что? Я тот, кто я есть, и никем другим казаться не пытаюсь, — старательно выговаривая слова, ответил парень.

— Я знаю. Но люди, создав о тебе свое мнение, сильно разочаровываются, если вдруг оказываются неправы. А это, в свою очередь, может вызвать ненужные тебе эмоции.

— Это как?

— Люди очень не любят оказываться неправыми.

— Но ведь я сразу, представляясь, говорю, что я простой казак, а не какой-то там фон-барон. И чего тогда злиться? — снова не понял Гриша.

— Это сложно объяснить в двух словах, но я попробую. Понимаешь, мнение о тебе складывается еще до того, как ты начинаешь говорить. Человек просто смотрит на тебя и приходит для себя к какому-то своему выводу. И только потом, заговорив с тобой, получает подтверждение или отрицание своей теории. И происходит это все очень быстро.

— Но почему все принимают меня за кого-то другого? Тем более офицера? — продолжал недоумевать парень.

— Выправка, — коротко улыбнулся капитан. — Выправка и манера держаться. Я понимаю, что это для тебя так же естественно, как дышать или ездить верхом, но поверь моему слову, так обычно держатся люди, привыкшие отдавать приказы и вести людей в атаку.

— Вот уж чего никогда не делал, — растерянно проворчал Гриша, теребя мочку уха.

— Ничего. Это все не страшно. Просто следи за собой, и все будет нормально. К тому же скоро начнется учеба, и для студентов твоя простая речь может стать предметом для насмешек. Там учатся далеко не самые лучшие представители нашей молодежи. Не все, конечно, но сам понимаешь, одна паршивая овца может все стадо испортить. Так мы едем?

— Обязательно. Только мне надо домой заскочить, саблю забрать.

— Моя машина ждет. И не забудь рубин. Сдается мне, что два этих предмета как-то связаны.