– Шлюха больше не нужна будущему императору?

Он с силой прикусил себе язык и приготовился ловить уходящую Николь, чтобы на коленях вымаливать прощение за непозволительные слова. Привычка облекать свои мысли в самые оскорбительные обертки извернулась и ужалила его самого.

Николь даже не дернулась, лишь устало улыбнулась. Это ведь Тахир.

Она вдруг вспомнила, как любил ее отец на маленькой кухне рассуждать о политике. Сидел с друзьями в плотном коконе табачного дыма и жаждал войны: «Ух, мы им покажем». Она на своей шкуре проверила, что могут показать друг другу державы, вооруженные до зубов.

Вздохнула устало и, не обращая внимания на скабрезные улыбки пьяных мужиков, прошла и села напротив Тахира. Бес, словно идеально вышколенный скакун, следовал за ней, прижавшись к ногам, а потом послушно нырнул под стол и тут же несильно прикусил ладонь Ирдаса, то ли мстя за оскорбление хозяйки, то ли приветствуя после долгой разлуки. Тахир не вырывал руку и лишь едва слышно зашипел от боли. Ирлис знал меру: не прокусил кожу и вскоре отпустил ладонь. Тахир тут же положил ее между ушей малыша и с силой погладил.

«И тебе привет, Бес. Я тоже скучал».

– Можешь отвести меня в северные горы? Хочу начать там новую жизнь. – Голубые глаза Николь посерели, превратившись в лед.

– Как ты нашла меня? – Тахир решил, что ему видится странный сон.

– Талиса упоминала этот бар.

Искореженная мечта. Николь, в которой больше не было тепла и света, просила о помощи. И нет между ними Джантара. Сукина сына, который так и не понял, в чем чудо Николь, и видел лишь тело. Оболочку.

Больше не требовалось слов. Два колючих и раненых жизнью человека сидели напротив друг друга и пили. Она – дешевое кислое вино, он – воду. Он и так был слишком пьян. От выпитого ранее алкоголя и от осознания, что она пришла именно к нему.

Чуть позже Тахир встал, молча взял Николь за руку и повел наверх в свою комнату.

Грязные занавески. Ветхие простыни. Маленькое, наглухо закрытое окно. Тусклые свечи и подпалины на стене.

Раз Николь здесь, значит, сбежала. Джан никогда бы ее не отпустил. Тахир взглянул на нее – в неровном свете свечей проступили глубокие тени под ее глазами.

– Завтра выходим.

Она кивнула. Не просила и не спрашивала. Прошли те времена, когда он мог глумиться и издеваться над ее беспомощностью. От ее уязвимости и сосредоточенности нежность еще сильнее скрутила сердце. Надо сказать что-то ободряющее, но, опасаясь выдать одну из своих гадостей, на которые он был мастак, Тахир лишь передернул плечами и проговорил:

– Ложись спать. Я пройдусь.

Николь сняла с себя большую часть одежды и забралась под одеяло. «Девочка, привыкшая спать среди других, походная душа», – усмехнулся про себя Тахир. Ни лишнего стеснения, ни запросов. Она свернулась клубочком. Он накрыл ее вторым одеялом, хотя хотел накрыть своим телом. Согреть, разогнать кровь, вернуть жизнь в эти нелепые детские глаза, лишенные привычной миру черноты. Но, увы, исчезла из знакомых глаз наивность и открытость, а прикасаться к взрослой женщине, спавшей в его постели, Тахир не посмел.

Он притушил свет и зашел в узкую умывальню. Подставил руки под холодные струи воды и взглянул на себя в замызганный обломок зеркала. На него в ответ смотрело мятое заросшее лицо со следами недельной попойки и драк. Кровь сочилась из рассеченной брови. Только приличная наличность, перетекающая из его кармана в закрома владельца таверны, позволяла ему оставаться и буйствовать здесь которую неделю.

Он умылся и вышел из комнаты. Лишь Бес сверкнул желтыми глазами ему вслед. Через черный ход Тахир вынырнул в морозный воздух темной улочки и жадно вдохнул опустившуюся ночь.

А позже стоял в тени щуплого дерева, и прислушивался к тихому разговору, который лучше всякого отвара прогонял алкоголь из крови. Двое определенно трезвых, но косящих под пьяных отморозка выспрашивали, не заходила ли сюда девушка с кошаком. И посетители охотно вспоминали, что «а как же, была тута», а потом спорили между собой, куда она подевалась дальше.

«Наверх ушла, с каким-то пьянчугой, он ее еще шлюхой назвал».

«А вы тоже, что ль, ее хотите? Какая-то особенная девка, что ль?» – пошлые шутки потекли по второму кругу.

Он содрогнулся от омерзения. Кто-то явно решил убедиться, что Николь больше не вернется.

Тахир сжал кулаки и предвкушающе улыбнулся.

– Трудно представить себе, что когда-то вы бегали по дворцу с ободранными локтями. Ваша красота сияет, словно яркая звезда, – тихо проговорил Джантар и склонился перед Янлин, дочерью императора, бледные щеки которой окрасил румянец.

Девушка гадала, осмелится ли он напомнить, по какой причине были ободраны ее локти? Помнит ли, как катал по этой самой малой тронной ее на отцовском плаще с гиканьем и улюлюканьем? Сколько лет прошло с тех пор? Пятнадцать? Шестнадцать?

– Приветствую вас. – Янлин приложила все усилия, чтобы в ее голосе звучала положенная спокойная властность.

Она смотрела, как Джантар проходит к своему месту за столом, и вспоминала скандальное появление Демона во дворце больше месяца назад.

В час назначенной аудиенции Джантар возник в дверях главного тронного зала, уверенным быстрым шагом подошел к трону и с легкостью опустился на колени, произнеся положенные слова приветствия. Даже в склоненной позе он казался Янлин величественным. Она тогда сидела рядом с отцом-императором и смотрела на Джантара во все глаза, поражаясь, как огромный зал, полный стражи, в его присутствии съежился. Вокруг все стало слабым и непрочным. Сама Янлин впервые ощущала себя томительно-хрупкой перед этим гигантом. Истинный дракон.

– Поговаривали, что вы сбежали, – медленно произнес ее отец-император.

– Я ходил за божьей благодатью, чтобы спасти имя отца, – спокойно ответил Джантар, поднимая лицо.

– Успешно?

Джантар встал с колен, сделал шаг назад и вдруг словно вспыхнул – глаза налились тяжелым красным огнем, а вены на открытых руках засветились через кожу, будто наполненные свежерожденной лавой. Свободные одежды затрещали на груди под натиском вздувшихся мышц. На неестественно спокойном лице проступили черные чешуйки, сильнее увеличивая сходство Джантара с драконом.

Испуганные стражники ощетинились копьями, готовые по первому же приказу атаковать Демона. И внутренне молились, чтобы император не отдавал подобного приказа, ведь перед ними было чудо. Сын обвиняемого в убийстве первого советника оказался пробужденным драконом – дар, доступный ранее лишь высшим жреческим чинам.

Император с шумом выдохнул воздух и, едва скрывая растерянность, перевел взгляд на Ясагай-кхаина. Тот улыбнулся и склонился перед императором со словами:

– Это подтверждает, что боги смотрят на нас и подают свои знаки…