И вот теперь этот дракон будет ее мужем.

Янлин сидела ровно, как и положено будущей матери императора, аккуратно сложив руки на коленях.

Она сама выбрала его. Из списка, предложенного Ясагаем-кхаином, лукаво улыбающемся своими маленькими глазами. Император был настолько против кандидатуры Джантара, что обратился к дочери, видимо, надеясь, что та выберет кого-то из привычного круга, из тех мальчишек, что последний год вились крутились рядом с ней. Злое разочарование плескалось в глазах отца, когда маленькая птичка Янлин, его послушная дочь, неожиданно твердым голосом назвала имя Джантара Юндая.

И весь бал она просидела словно в оцепенении, наблюдая, как тот не сводит глаз со своей странной спутницы, про которую ходят самые скандальные слухи. Смотрела и медленно горела на костре – выбрать себе в мужья того, кем восхищалась всю свою жизнь. А теперь видеть, с каким обожанием он смотрит на другую. Пусть он откажется, молила она тогда, пусть только откажется, и она согласится на любого, кого предложит отец. Она всю жизнь была дочерью-невидимкой, и стать женой-невидимкой Янлин была не готова.

Он согласился. А у нее не хватило духа отказаться от своих слов.

***

Весть о побеге принесли Джантару, когда он сидел перед бледной Янлин и зачитывал последние листы брачного договора.

Его рука легла на меч, и он мог чувствовать, как бьется кровь в жилах и поднимается слепящая волна гнева.

– Николь…

Сбежала и выдрала кусок сердца. Ровно в том же месте, где когда-то была дыра после смерти Акины. Тело словно сдавило стальным обручем.

«Я не твоя», – неровные иероглифы скомканной записки со следами слез жгли до помутнения в глазах.

Вены алыми змеями скользили по его коже. Рот сжался в тонкую линию, а на висках встопорщились черные чешуйки. Одежда заскрипела на вздувшихся мышцах. Он превращался в того, кем являлся на самом деле. В зверя.

Члены Совета испуганно оглянулись на Ясагая-кхаина: известно же, что исшахин много лет учится усмирять свои эмоции, прежде чем достичь божьей благодати.

А молодой Джантар, полный необузданной мощи, их пугал.

– Любовь делает нас слабее, – произнес Ясагай-кхаин, пристально следящий за эмоциями на лице Демона, в полнейшей тишине.

Джан смотрел на бумагу и не видел ни слова.

А в ушах медленно пульсировала кровь, так похожая на шаги по первому снегу. Шаги…

Почему каждый шаг во благо страны такой болезненный? Он ушел воевать на границу и лишился Акины. Он бросился в Белые земли и лишился родителей. Он согласился стать отцом будущего наследника и лишился Николь.

– Вы правы, – ответил Джантар, вынуждая себя сделать вежливый кивок.

Никто не знает, каких усилий ему стоило не сбежать с заседания и не опозорить Янлин.

Ясагай-кхаин ответил на поклон с ледяной маской на лице, но в глубине души он ликовал. Любовь – единственное, что мешало хозяину безраздельно править Джантаром. Он восхищался тем, как его маленькие шаги сплелись в великую картину. Сын врага стал рабом хозяина, послушной марионеткой, и вскоре займет место императора. Идеальная игра.

Джантар медленно дышал. Нельзя сбегать с подписания брачного договора.

«Боли нет. Ты не будешь чувствовать боли…» – прогудело в его крови.

И полузабытая пьянящая волна могущества прошлась по его спине.

«Любовь делает нас слабее».

Жгучая страсть, разрывающая сердце, отодвигалась все дальше. Вены наполнялись силой. Мрачной и темной, пахнущей властью. Боль превращалась в холодную ненависть ко всему, что мешает. Он теперь не просто дайото. Он будущий муж будущей императрицы. И вся страна в его распоряжении. Найти Никки будет несложно.

«Я, Джантар Юндай, первый теперь в своем роде».

Никки, ничтожная дрянь, сама вернется…

Ясагай-кхаин впервые остро ощутил связь с Джантаром и купался в силе, идущей от новорожденного исшахина.

Ненависть – самые толстые жилы, самые быстрые реки.

Глазами ненависти смотрит Одасо, по волнам гнева наполняет силой своих «детей».

Убей они джамалию в самом начале, и в Джантаре осталась бы навеки священная любовь и непробиваемая грусть. Понадобились бы годы, чтобы подчинить его себе. Но теперь, сгорая в яростном огне обиды, Джантар распахнул свою душу для Одасо настежь. И обратного пути нет.

Николь.

Эмоции мешают. Нужно убрать, превратить их тягостное завывание в чистое пустое пространство, в котором сосредоточенные врачи отточенными движениями собирают после взрыва все заново. Сшивают края, соединяют ткани, удаляют лишнее… или нежизнеспособное. Эмоции заслоняют зрение, забивают слух, путают мысли и не дают сконцентрироваться на этом медленном и очень важном процессе, когда из разрушенного прошлого создается основа будущего. Не само будущее, врачи ведь не боги. Лишь каркас, к которому жизнь либо прилипнет, либо нет.

– А она бы осталась с ним?

Произносить его имя мне было больно, а я хотела оставаться как можно дольше собранной.

– Да, – прозвучал задумчивый голос.

Я вздохнула и застегнула последнюю пряжку. Талиса подошла ко мне со спины и поправила воротник. Грустно улыбнулась мне в мутное зеркало и прошептала:

– Но ты ведь не Акина.

Да, я не Акина, и это важно. Я мечтаю заморозить время, остановить его и в леденящей пустоте набело разобраться со всем тем бардаком, что случился с моей жизнью.

Но время словно издевается надо мной: то липнет душной паутиной, замедляясь, то юркой лисицей изворачивается и бьет своим рыжим хвостом – только и успевай ловить.

Можно, конечно, все свалить на внезапную новость о браке с Янлин. Но с безжалостным спокойствием врача именно я сделала первый и самый важный надрез в самокопании. Новость стала лишь последней каплей.

Я была очень благодарна Талисе, что она не сказала: «Я же говорила». Фраза, похоже, неизменно существовавшая во всех мирах, светилась у нее на лице, когда она в четыре утра пришла ко мне с охапкой одежды. Дорогие красно-черные блестящие ткани, прилипающие к коже, агрессивные линии кожаных вставок, вызывающие ряды пряжек, шнурков и клепок. Дважды я отказывалась от подобного наряда. Когда я натянула сапоги, разгладила последние складки и выпрямилась, то оказалась одного роста с Талисой.

– Дьявол, я и забыла, какой горячей штучкой была Акина, – поморщилась Талиса.

Я покосилась на ее хмурое лицо. Что ж, видимо, бывают раны, которые даже со временем не так просто исцелить.

– Мне кажется, я так только внимание буду привлекать.

– Именно, детка, все будут пялиться на твою задницу, и никто не запомнит твоего лица.