– Что ты почувствовал, когда наткнулся начеловека, который только что застрелился?

– Очень испугался. Но мой врач запретил мне обэтом говорить из-за излишнего стресса. Вы же знаете про моего младшего брата.Так что я лучше ничего не буду рассказывать.

– Конечно, конечно.

Марк оттолкнулся пальцами ноги, и онизакачались сильнее. Он был сыт, и неожиданно ему захотелось спать. Мамаша Лавчто-то мурлыкала себе под нос. Ветер усилился, и его пробрала дрожь.

* * *

Реджи нашла их на темной террасе на качелях,слегка раскачивающихся взад-вперед. Мамаша Лав пила черный кофе и гладила Маркапо плечу. Мальчик свернулся в клубочек около нее и положил голову ей на колени.Ноги его были укрыты пледом.

– Он давно спит? – прошептала Реджи.

– С час. Он замерз, потом уснул. Милыймальчик.

– Очень. Я позвоню его маме в больницу испрошу, нельзя ли ему остаться здесь ночевать.

– Он наелся до отвала. Я его хорошенькопокормлю утром.

Идея принадлежала Труманну, и, поскольку этобыла блестящая идея, которая наверняка сработает, она тут же была схваченаФолтриггом и представлена как его собственная. Существование рядом с РоемФолтриггом представляло собой цепь украденных идей, равно как и славы, есличто-нибудь получалось. А если все шло к чертям собачьим, виноватыми оказывалисьТруманн с компанией, а с ними вместе подчиненные Фолтригга, пресса, присяжные,коррумпированные адвокаты – все-все, кроме самого великого Фолтригга.

Но Труманну уже приходилось умасливать примадонни играть на их тщеславии, и уж, разумеется, он мог справиться с таким идиотом,как Фолтригг.

Идея пришла ему в голову, когда он сидел вуглу переполненного рыбного ресторана, лениво выбирая зелень из своего салата скреветками. Он позвонил Фолтриггу по его личному телефону, но никто не снялтрубку. Набрал номер библиотеки и напал на Уолли Бокса. Шел уже десятый часвечера, и Уолли объяснил, что они с боссом до сих пор роются в юридическойлитературе, эдакая парочка работоголиков, копающаяся в деталях и получающая отэтого удовольствие. И так целый день. Труманн сказал, что приедет через десятьминут.

Он покинул шумный ресторан и быстро пошелсквозь толпу на Канал-стрит. Сентябрь в этом году в Новом Орлеане снова былдушным и жарким. Через два квартала он снял пиджак и пошел быстрее. Еще черездва квартала его рубашка промокла от пота и прилипла к спине и груди.

Он пробирался сквозь толпу туристов,шатающихся по Канал-стрит с фотоаппаратами в пестрых рубашках, и в тысячный разудивлялся, зачем все эти люди приезжают сюда и тратят свои трудом заработанныеденьги на низкопробные развлечения и пищу, за которую дерут бешеные деньги.Средний турист на Канал-стрит носил белые кроссовки и черные носки и был толст,так что Труманн решил, что все эти люди вернутся домой и будут хвастаться передсвоими менее удачливыми друзьями той изысканной кухней, плоды которой имудалось здесь вкусить. Он налетел на крупную женщину, стоящую на углу, прижав клицу черную коробочку. Оказалось, что она снимала дешевую сувенирную лавчонку,украшенную зазывными надписями. Кому это захочется смотреть на маленькуюсувенирную лавку во Французском квартале?

Труманну хотелось, чтобы его куда-нибудьперевели. Ему обрыдли туристы, движение на дорогах, влажность, преступления ибольше всего Рой Фолтригг.

* * *

Фолтригг не боялся тяжелой работы. Он к нейпривык. Он понял еще в юридическом колледже, что далеко не гений и, чтобыпреуспеть, должен много работать. Он задницу отсиживал за занятиями и закончилодним из середняков. Но его избирали президентом студенческого коллектива: этодостижение было отмечено сертификатом, висевшим где-то на одной из стен. Егополитическая карьера началась с избрания на эту должность, о существованиикоторой большинство не только не знало, но и не хотело знать. Насчет работы умолодого Роя было сложновато, большого выбора не наблюдалось, и он в последний моментс радостью согласился на должность помощника городского прокурора в НовомОрлеане. В 1975 году он получал пятнадцать тысяч баксов в год. Он старался.Работал долгие часы над самыми безнадежными делами, потому что строил большиепланы. Он был звездой, только этого никто не замечал.

Он начал общаться с местными республиканцами инаучился играть в политические игры. Познакомился с людьми, имеющими деньги ивласть, и получил работу в юридической фирме. Работал как вол и стал партнеромв фирме. Женился на женщине, которую не любил, потому что она была изподходящей семьи, и жена помогла его восхождению. У него все было по плану.

Он до сих пор был женат, но спали они в разныхкомнатах. Детям было двенадцать в десять лет. Прелестная семья.

На работе он чувствовал себя лучше, чем дома,что вполне устраивало его жену, которой хоть и не нравился сам Рой, затонравилась его зарплата.

Стол для заседаний Роя снова был заваленюридическими книгами и блокнотами. Уолли снял пиджак и галстук. По комнатевезде стояли пустые чашки из-под кофе. Оба устали.

Закон был прост как апельсин: каждый гражданинобязан давать показания, если они могут помочь свершению правосудия. Крометого, свидетель не освобождался от дачи показаний, если он боится, что ему илиего семье грозит опасность. Так было сказано в законе, черным по белому, какговорится, высечено в камне. Никаких исключений. Никаких поправок. Никакихлазеек для перепуганных мальчишек. Рой и Уолли познакомились с десятками дел.Со многих сделали копии, подчеркнули нужные места и разложили на столе. Ребенкупридется заговорить. Если суд по делам несовершеннолетних в Мемфисе несправится с этим, Фолтригг намеревался вызвать Марка Свея в Новый Орлеан, гдеон предстанет перед Большим жюри. Это напугает поганца и развяжет ему язык.

В комнату вошел Труманн со словами:

– Что-то вы, ребята, заработались. Уолли Боксоттолкнулся от стола, поднял руки вверх и с наслаждением потянулся.

– Ага, мы тут много чего переворошили, –устало сказал он, гордо показывая на груды книг и записей.

– Садитесь, – предложил Рой, указывая на стул.– Мы уже заканчиваем. – Он тоже потянулся, потом щелкнул костяшками пальцев.Ему нравилась его репутация работоголика, важной персоны, не боящейся работатьцелыми сутками, семейного человека, у которого на первом месте работа, а нежена и дети. Работа – это все. И его клиент – Соединенные Штаты Америки.