– Как не знать. На “Трехгорнуюмануфактуру” пошла работать, ткачихой. Потом талант открылся, стала художницей,рисунки на ткани придумывала.

В 1968 году Анфиса приехала зимой к Семену. Посчастью, жены не оказалось дома, и шофер впустил бабу. Бывшая любовницапривезла хахалю большую бутылку дорогой водки и похвасталась:

– Вот не захотел на мне жениться исчастье упустил. Сгниешь в бараке, нищета помойная.

Выяснилось, что Фиска, теперь Анфиса Ивановна,получила за свои заслуги однокомнатную квартиру в Шмитовском проезде, недалекоот фабрики.

– Может, сойдемся? – предложилахудожница. – Хорошо ведь нам было вместе!

Но Семен не мог забыть старой обиды.

– Что ж Антон на тебе не женился? Знаю,как по ночам миловались.

– Дураком родился, дураком и помрешь. Небыло у меня с ним никогда ничего.

– Сейчас-то чего врешь, – обозлилсяшофер. – Зачем мужик тогда по ночам к тебе в комнату шастал?

– Не ко мне, а к Виолетте, – сказалаФиса.

Семен решил, что любовница завралась, ипредложил ей убираться.

Я слушала, затаив дыхание. Потом взяла адресАнфисы и вышла на улицу. Вот, значит, как! Скорей всего мать Катюши – бывшаядомработница Фиса. А что не располнела во время беременности, так этослучается. Может, ребенок мелкий был или Анфиса слишком толстая. Вот у нас винституте, например, одна преподавательница ушла в декрет, так никто не верил.Завтра же поеду искать женщину. Катюша умерла, но остался Роман, все-такиродная кровь. Сейчас же нужно было быстро идти за продуктами, небось Виолеттаот злости кухонный стол сгрызла.

Сумки с необходимыми припасами я доставилатолько к четырем часам. Нажимая на звонок, представила перекошенную мордупрофессорши. Но дверь открыла улыбающаяся Жанна.

На кухне опять приятно пахло мясом, чесноком изеленью. Сокова принялась распаковывать сумки.

– Где Виолетта Сергеевна? –поинтересовалась я.

– К врачу поехала, а Альберт Владимировичработает.

– Да, – протянула я, – она не слишкомхорошо выглядела, и, по-моему, ее что-то сильно напугало.

– Ну? – удивилась Жанна.

– Виолетта Сергеевна говорила по телефонуи все время повторяла: страшная, страшная… Жанна улыбнулась:

– Не страшная, а Страшная. Ударениеследует в другом месте ставить. Хотя все ее Страшной зовут.

Она обижалась, поправляла, но все без толку.

– Кто?

– Жена Игоря, Ксюшка. У нее фамилиятакая, Страшная. Виолетта Сергеевна скорей всего звонила в больницу, узнавала,как там девчонка.

– Куда ее положили?

– В Боткинскую свезли.

Тут затрезвонил телефон, и я, пользуясьмоментом, удрала от Павловских.

Интересное дело, может, Катюша, умирая,повторяла фамилию Ксюши? Но почему? И вообще, были ли они знакомы? Ноги самипонесли меня на проспект за попутной машиной.

Больница – не самое уютное место на свете, ноБоткинская, пожалуй, гаже всех. Мрачные старые корпуса с длинными гулкими игрязными коридорами. Узнав в справочной, что самоубийц свозят в тридцать второйкорпус, я пошла искать здание. Безнадежно побродив между тридцать первым итридцать третьим домом, отловила аборигена и узнала, что вход в тридцать второйосуществляется через тридцатый. Еще полчаса лазила по каким-то подвалам инаконец набрела на нужную дверь. В нос ударил едкий запах хлорки, мочи ичеловеческих страданий. Ксюшина палата оказалась последней, в самом концедлинного коридора.

Она лежала, отвернувшись к стене. Я тихонькопозвала:

– Ксюша…

Неожиданно девушка рывком села и злобносказала:

– Отстань!

Потом присмотрелась и удивилась:

– Извините, думала, местный психолог.Совсем меня забодала. Вы-то как сюда попали?

– Пришла подругу проведать, вижу, фамилияредкая, но знакомая, дай, думаю, зайду. Зачем же ты так, а?

Ксюша почесала встрепанную голову. Осунувшеесяличико в желтоватых пятнах выглядело не лучшим образом, и пахло от нееотвратительно.

– Сигаретки не будет? – спросиладевчонка.

– А тебе можно?

– Мне только жить нельзя, – вяло сообщилаКсюша, нащупывая белой, опухшей ногой казенные ободранные тапки.

Я помогла ей натянуть жуткий темно-синийхалат, и мы поползли на лестничную клетку.

– Тебе Катя Виноградова велела приветпередавать, – сказала я, глядя, как девушка пытается примоститься наподоконнике.

– Это кто такая? – изумилась Незадачливаясамоубийца.

– Мама Ромы Виноградова, твоегоодноклассника.

– Ах Ромки, – вздохнула девочка, – чегоэто она вдруг, я ее и не знаю совсем. Хотя нет, один раз она у нас в гостяхбыла, правда, мы уже школу закончили. Совсем недавно, в конце апреля, о чем-тос мамашей моей шушукалась. Увидели меня и замолчали сразу. Ну да мне наплеватьна их тайны, своих забот хватает.

– Зачем травилась?

Оказалось, что вскоре после моего ухода явилсяИгорь, покидал в чемоданы вещички и был таков. Жена кинулась за ним, но мужвскочил в лифт и ловко нажал кнопку. Брошенная супруга побежала по лестнице иперехватила парня, когда тот уже собирался сесть в роскошный автомобиль.

– Не покидай меня, – зарыдала дурочка,цепляясь за машину.

Игорь, не говоря ни слова, попыталсязахлопнуть дверцу, но Ксюша держалась за ручку мертвой хваткой. Тогда спереднего сиденья раздался хриплый, властный голосок:

– Детка, отстань от него, – и передизумленной Ксенией во всем блеске предстала стареющая дива – Алина Кармен.

Рядом с распатланной, расплывшейся Ксюшей

Алина гляделась настоящей красавицей –высокая, стройная, прекрасно одетая.

– Игорек, – небрежно бросила она, –подожди нас в машине, девочки должны поговорить без свидетелей.

Певица подхватила Ксюшу и поволокла ее в дом.В квартире Алина брезгливо оглядела беспорядок, демонстративно обмахнуланадушенным платочком табуретку и уставилась на девушку чуть прищуреннымиглазами.

Ксюша ощутила себя кроликом, поданным назавтрак удаву.

– Деточка, – пропела Алина, раскуриваявонючую сигарету, – не следует так унижаться перед мужиком. Ты еще молода,другого найдешь.