том, что нельзя позволять внешним силам формировать то, кем вы являетесь, так что этот принцип я хорошо усвоил и всегда им руководствовался». После окончания учебы он работал на столярной фабрике, затем на стройке, пока его отец, ветеран Вьетнама, не предложил ему пойти в армию.

«Я полюбил армейскую жизнь с самого первого дня, – рассказывает он. – У меня появилось больше друзей, чем за все предыдущие годы». Он с легкостью прошел боевую подготовку пехоты в Форт-Беннинге и был переведен на Гавайи. «Я себе думаю: “Это хорошо: пляжи и женщины!”» Но армию интересовали только горы, поскольку гористая местность Гавайев напоминает рельеф Афганистана. Вскоре Зак и его батальон оказались в провинции Кандагар.

Через три месяца после отправки на фронт, в третью неделю июня, Зак был направлен на боевое задание по выслеживанию талибов в долине Аргандаб к северу от Пакистана. «Мы приземляемся в два часа ночи и начинаем спускаться с горы в сторону города. Мы были примерно в миле от села, когда остановились, чтобы оценить ситуацию. Потом мы попали в засаду».

В тот день Зак был в полной боевой экипировке: в шлеме, с винтовкой, увешанный магазинами с боеприпасами и гранатами. Однако теперь он впервые нес и кое-что еще – страх.

«Мы начали сражаться с противником. Они были метрах в 30. Там был один парень, сидевший возле глиняной хижины. Я мог смотреть ему в глаза. Я имею в виду, это был рукопашный бой. Бум! Потом в меня попали из снайперской винтовки или из АК (АК – автомат Калашникова. – Прим. пер.) – я не уверен. Мне казалось, что во рту взорвалась петарда. Помню, было уже светло, потому что я вернулся в хижину, где были мои парни. Я сказал: “Меня подстрелили”. Они ответили: “Да, мы видим”».

Зак лег на пол, а вокруг него продолжалась перестрелка. «Я не думал, что все так уж плохо, – рассказывает он. – Я все еще мог видеть, я чувствовал, что у меня болит челюсть, я глотал зубы и кости. Я не мог дышать носом, но дышал ртом».

Вошел медик и крикнул: «Привет, Кудряшка Блэк!» «Это было мое прозвище, – продолжает Зак. – Я поднял большой палец вверх. Он подбегает, и его глаза становятся оооочень большими. И на долю секунды он посмотрел на меня с таким выражением типа “Черт возьми”. Потом он достает сумку и начинает обматывать меня бинтами. Он начинает набивать ими все мое лицо, здесь, там, где угодно. “Только не спи”, – говорит он. Я подумал про себя: “Если я умру прямо сейчас, ничего страшного, потому что, по крайней мере, я умираю в окружении лучших друзей, которые у меня были”. В этот момент входит командир моего отряда. Он также получил ранение в лицо. Он садится, и мы такие смотрим друг на друга: черт, сегодня плохой день».

В оперативном порядке Зака затолкали в вертолет «Чинук», доставили по воздуху в Германию, а затем направили в медицинский центр Уолтера Рида за пределами Вашингтона, округ Колумбия. «Когда мы взлетели этим последним рейсом, боль начала приходить – в руки, ноги, грудь. Это было похоже на вечность. Я начал захлебываться кровью, я чувствовал свои разбитые зубы, мне было трудно дышать. Но я сказал себе: “Я ни за что не умру в этом самолете”. Я проснулся и увидел перед собой красивую блондинку-медсестру с большими прекрасными улыбающимися глазами и сказал себе: “Я жив”».

Именно сестра Зака первой принесла зеркало и показала ему то, что никто не осмеливался произнести вслух: ему отстрелили половину лица. Почти ничего не осталось от ротовой полости, губ, ноздрей и нижней челюсти. В ближайшие годы Заку предстояло 30 операций: от кончика носа до кончика подбородка, включая пришивание языка, имплантацию новой челюсти и реконструкцию лица. Питался он исключительно через зонд. Он был прикован к инвалидной коляске из-за огромной потери веса. «Это был долгий путь, – говорит он. – Не только физически, но и эмоционально. Я практически не мог функционировать».

Он решил покончить с собой.

Но потом случилось нечто неожиданное. К этому моменту Зак уже вернулся к самостоятельной жизни, трубки были удалены, начал возвращаться вес. Его мать переехала в соседний дом. Но ему пришлось отказаться от многих продуктов, которыми он когда-то наслаждался. «Мне нельзя было есть ничего острого. Мой рот был не способен с этим справиться», – рассказывает он.

И вот однажды он решил заняться кулинарией. «Моя мама подбадривала меня, – продолжает он. – “Ты любишь поесть”, – говорила она, – “тебе следует готовить себе еду”». Это также стало уловкой, которую я начал использовать во время свиданий». Он научился готовить отбивные из баранины, запеченную курицу, лосося на гриле. «Я люблю готовить барбекю, – говорит он. – И завтрак. Сегодня я только что испек блины. У меня отлично выходят бутерброды панини. Я все это просто обожаю, я люблю экспериментировать, люблю создавать новое».

И полюбил он не только кулинарию.

«Мне действительно помогло сочинительство, – рассказывает он. – Я начал писать еще в госпитале Уолтера Рида. Затем записался в школу писательского мастерства при USO (USO, Объединенные организации обслуживания вооруженных сил – независимое объединение добровольных религиозных, благотворительных и других обществ по содействию вооруженным силам США. – Прим. пер.). Сейчас я на третьем курсе. Человек способен создать совершенно другой мир, может выразить свои чувства. Это мне на самом деле очень помогло. Я научился давать определение вещам, которые мне было трудно высказать или выбросить из головы, но я мог все это записать на бумаге». Он писал стихи, рассказы, очерки. «Вместо того чтобы говорить кому-то: “Мне приснился плохой сон”, – я могу написать об этом и почувствовать себя лучше».

Затем он начал рисовать.

«Цветы, деревья и все такое, – продолжает он. – Но я же пехотинец, и что мне действительно понравилось, так это взрывы краски на холсте. Это было захватывающе! Это было агрессивно, хотя и не причиняло вреда другому человеку, что меня очень устраивало».

– Погоди-ка, ты начал разбрызгивать краску на холст? – спросил я.

– Да. Ты знаешь этого парня, Джексона Поллока (Пол Джексон Поллок (1912–1956) – американский художник-абстракционист. – Прим. пер.)? В его стиле».

– Ого.

Я спросил Захари, что бы его 16-летнее «я» могло подумать о том, что его 25-летнее «я» готовит блины, пишет стихи и рисует, как Джексон Поллок.

– Я бы, наверное, сказал, что это глупо, – ответил он.

Так что же случилось? Что заставило крутого парня Захари Херрика, ненавидевшего учебу, с трудом закончившего среднюю школу, обратиться к кулинарии, писательскому труду и абстрактной экспрессионистской живописи да так, что это вернуло ему уверенность в себе, помогло найти подход к женщине, которая разглядела за его внешним безобразием прекрасную душу и вышла за него замуж, и, наконец, позволило ему перейти к делу – не к самоубийству, а к открытию собственной компании