Шрифт:
Интервал:
Закладка:
• Сара Роуз Сискинд научилась играть на укулеле, переживая депрессию после ухода из Fox News и отказа от своих консервативных взглядов. «Это отличный инструмент для трансформационного перехода, потому что даже когда вы облажаетесь, он звучит красиво».
• Эван Уокер-Уэллс научился готовить и играть на гитаре, пока проходил курс химиотерапии. «Я учился нарезать лук кубиками, а по ночам мне снились лихорадочные сны. Эти вещи не имели ничего общего друг с другом, за исключением того, что я действительно хотел правильно готовить лук, и он стал сосудом для моей тревоги».
• Дженни Винн начала создавать визуальные образы своих молитв после того, как стала старшим пастором. «Обычно я так сосредоточена на языке; это было похоже на то, что дух проявляет себя в виде знаков, которые слишком глубоки для слов».
• Халика Баки открыла в своем доме швейную мастерскую после того, как ушла от мужа, и «начала создавать прекрасные творения из ткани».
• Джеффри Спарр, теннисист из штата Огайо, страдавший ОКР (ОКР – обсессивно-компульсивное расстройство. – Прим. пер.), который оставил семейный бизнес и открыл некоммерческую организацию, использующую арт-терапию для помощи людям с психическими заболеваниями, был потрясен необходимостью произнести свою первую речь. Что если у него случится приступ болезни? «Я тренируюсь в подвале. Затем поднимаюсь на кухню и говорю жене: “Милая, у меня есть идея. Что если я буду произносить свою речь и одновременно рисовать?” Она отвечает: “Да ты, на хрен, чокнулся”. Я такой: “Вот, смотри”. Я надеваю фетровую шляпу, забрызганный красками халат художника и создаю этот целостный образ. Потом начинаю рисовать. Она говорит: “Хорошо, ты справишься”». Позже он использовал эту технику в двух выступлениях на TED Talks.
• И в одном из самых изобретательных творческих актов, о которых я слышал, Вивьен Мин создала совершенно новый голос. После перехода в женщину Вивьен, имеющая докторскую степень в области теоретической нейробиологии, ознакомилась с исследовательскими работами, проконсультировалась с врачами и пришла к выводу, что самая большая проблема, с которой сталкиваются трансгендерные женщины, – это тембр их голоса. Поэтому она разработала серию упражнений, чтобы растянуть свои голосовые связки, придавая своей речи более женский диапазон. «Теперь, даже когда я говорю по телефону анонимно, люди обращаются ко мне мадам, что доставляет мне нескончаемое удовольствие, ведь я могу ответить: “Я думаю, вы хотите сказать доктор”, – потому что на самом деле я настоящая стерва».
Правило Болдуина: писать
В начале ноября моего первого года обучения в колледже я отправился в большой лекционный зал Художественной галереи Йельского университета, чтобы послушать выступление Джеймса Болдуина. Я не могу вспомнить, что меня мотивировало; думаю, я пошел один. Болдуину, знаменитому писателю, публицисту и общественному деятелю, было 59 лет. И хотя я этого не знал, он уже заработал репутацию едкого острослова на тему писательства.
«Талант ничего не значит. Я знаю много талантливых ничтожеств. За талантом скрываются все те же обычные слова: дисциплина, любовь, удача, но прежде всего – выносливость».
«Если вы собираетесь стать писателем, я ничего не могу сказать, чтобы вас остановить; если вы не собираетесь стать писателем, ничто из того, что я могу сказать, вам не поможет. Вначале вам нужно, чтобы кто-то дал вам понять, что ваши усилия реальны».
«Для меня весь язык писателя – это выяснение того, чего вы знать не хотите, чего вы не хотите выяснять. Но что-то все равно вас заставляет это выяснить».
Разумеется, в конце лекции кто-то встал и спросил Болдуина, может ли он что-нибудь посоветовать начинающим писателям. И хотя я в то время совершенно не собирался становиться писателем, я до сих пор помню каждое слово его ответа.
«Единственное, что вам нужно для того, чтобы стать писателем, – это стол, стул, лист бумаги и карандаш».
Хотя сегодня этот ответ кажется слегка причудливым, с его старомодностью в духе «свет свечи в бревенчатой хижине Линкольна», в то время он поразил меня своей невероятной духоподъемной силой.
«Хочешь быть писателем, малыш? Заткнись и пиши».
Я неоднократно думал о его ответе, пока работал над проектом «История жизни». Я был ошеломлен, узнав, что огромное количество опрошенных мной людей совершенно неожиданно, в самый разгар своей жизненной трансформации, начали писать. Именно в то время, когда мир казался наиболее изменчивым, а земля под ногами – необычайно подвижной, они нашли стол, стул, лист бумаги и карандаш и начали возвращаться к жизни.
И тому имеются веские доказательства. В 1986 году изобретательный психолог Джеймс Пеннебейкер из Университета Остина провел эксперимент: он попросил группу студентов записать свои мысли и чувства о травмирующем жизненном опыте. Контрольной группе было предложено написать на поверхностные темы. По сугубо практическим причинам, связанным с наличием классной комнаты, студентам было поручено делать это по 15 минут в день четыре дня подряд.
То, что обнаружил Пеннебейкер, было захватывающим. Многие студенты плакали, пока писали; они выплескивали на бумагу длинные, прочувствованные описания трудных моментов своего детства; они рассказали, что думали о своих тяжелых переживаниях в течение четырех дней. Непосредственным следствием эксперимента было усиление печали и беспокойства. Но затем произошло нечто важное. Когда через несколько месяцев Пеннебейкер проконтролировал состояние этих студентов, он обнаружил заметное сокращение посещений студенческого медицинского центра по болезни и большее осознание ценности и смысла жизни. 70 процентов заявили, что они лучше понимают себя.
После этого первоначального эксперимента по всему миру были проведены сотни наблюдений. Результаты просто потрясают. Люди, пишущие о своем самом стрессовом жизненном опыте, лучше понимают свои эмоции, могут более полно выражать свои мысли и даже демонстрируют признаки укрепления иммунной системы. Люди, уволенные с работы, которые пишут о своих чувствах, не только легче справляются с вытекающими из этого семейными, медицинскими и финансовыми проблемами, но и быстрее получают новую работу. В течение трех месяцев 27 процентов «свободных писателей», как называет их Пеннебейкер, получили новые рабочие места по сравнению с 5 процентами в контрольной группе. Через семь месяцев 57 процентов тех, кто писал о своем увольнении, имели работу, что в три раза превышает контрольный показатель.
Пеннебейкер говорит, что не может выделить одну единственную причину, почему писательство работает. Участники сообщают, что пришли к новому пониманию своих проблем: ситуации, когда-то казавшиеся подавляющими, становится легче разрешить; и как только эти обстоятельства устраняются, повод для беспокойства