Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ортигоса по-прежнему молчал, обдумывая слова Даниэля, и смотрел на свои натруженные ладони: их саднило. Впрочем, это было даже в какой-то степени приятно. Мануэль понимал, что управляющий прав. Сбор винограда странным образом сочетал в себе первобытность с современностью и позволял восстановить гармонию в душе. И, что еще важнее, проведя день на виноградниках, писатель почувствовал себя так, словно почти помирился с тем Альваро, которого знал. Первым шагом к этому стало знакомство с Кофейком, вторым — история появления марки «Героика». Умение гордиться традициями региона, уважение к тяжелому труду земледельцев, название вина, уверенный почерк на этикетках — все это напоминало уникального человека, которым писатель восхищался и которого любил.
Но Мануэль не имел права обнадеживать этих людей. Один день, проведенный под солнцем Галисии на берегу реки, не сделал его местным жителем. Ортигоса понимал, что его место далеко отсюда.
— Боюсь, что мое присутствие здесь могло ввести всех в заблуждение… — Писатель вздохнул. — Не вдаваясь в подробности, скажу, что все это для меня в новинку. Еще неделю назад я и не подозревал о том, как протекает жизнь в этом регионе. Не знаю, когда именно, но рано или поздно мне придется вернуться домой, к своей привычной жизни.
Произнеся последние слова, Мануэль представил себе гостиную, затопленную странным, пожиравшим границы реальности светом, опустевшую спальню, их совместную фотографию на комоде, одежду Альваро на плечиках, вызывающую ассоциации с висельниками, мигающий курсор… Наверное, он так и не дождется окончания фразы. Ортигоса понял, что не хочет возвращаться в Мадрид. Но и оставаться здесь тоже не желает. У него больше не было дома. Мануэль грустно покачал головой. Даниэль истолковал его жест по-своему и не проронил ни слова весь остаток пути.
* * *
Писатель помог собаке взобраться на кровать, рухнул рядом и заснул в мгновение ока. Разбудил его пронзительный и повторяющийся звук, эхом отдававшийся по всей комнате. Золотые солнечные лучи, врывавшиеся в номер в момент их возвращения, угасли, и теперь в окно падал лишь тусклый свет фонаря. Ортигоса на ощупь нашел на тумбочке сотовый и безуспешно пытался выключить будильник, пока не сообразил, что звонит стоящий на столе допотопный телефон. Мануэль впервые его заметил. Спотыкаясь, писатель добрел до стола, пытаясь сориентироваться, который сейчас час и какой вообще день. Снял с аппарата трубку и прижал ее к уху.
— Сеньор Ортигоса, вас в баре ожидает посетитель.
Мануэль включил настольную лампу и с удивлением увидел, что уже перевалило за полночь. Он умылся; вода, судя по запаху, застоялась в трубах. Писатель был словно одурманен, как будто, проспав слишком долго или слишком мало, очнулся на другой планете с непривычно плотной атмосферой. И только ноющие мышцы свидетельствовали о возвращении к реальности: ноги горели, а спину ломило. Ортигоса не стал пользоваться белой кружкой, стоявшей на умывальнике, а подставил под струю сложенные лодочкой ладони, чтобы запить две таблетки обезболивающего.
Кофеёк ждал у двери. Мануэль немного помедлил, обдумывая, продолжать ли сохранять некоторую дистанцию, что весьма смахивало на пренебрежение. Наконец сказал:
— А почему нет?
И погасил свет.
* * *
Мануэль увидел Ногейру в окно и решил, что, ожидая его, лейтенант уговорил пару тарелок жирной пищи, которую подавали в отеле. Гвардеец курил в свойственной ему манере: жадно затягиваясь, словно восполняя запасы жизненно важной и так недостающей ему субстанции.
— Ну и видок у вас! Что это вы делали? — выдал вместо приветствия Ногейра.
— Собирал виноград в Рибейра Сакра.
Лейтенант ничего не ответил, а только скривил губы, выражая не то удивление, не то уважение, и бросил окурок в контейнер с песком.
— Поехали, — сказал он и направился к практически пустой парковке.
— Не расскажете, удалось ли отследить передвижения Альваро?
— Поговорим об этом позже, — уклончиво ответил гвардеец. — Надо спешить, а то потом девушка будет занята, замучаемся ее вылавливать.
И тут Ногейра заметил пса, который бежал за Мануэлем.
— А это еще кто, черт возьми?
— Мой пес. Его зовут Кофеёк, и он едет с нами, — спокойно ответил писатель.
— Но только не в моей машине, — отрезал лейтенант.
Ортигоса остановился и посмотрел на гвардейца в упор.
— Я вообще-то хотел поехать на своей. А то вдруг вы решите задержаться…
Ногейра спрятал руку, на которой было надето обручальное кольцо, за спину.
— Я же сказал, что после визита в бордель мы поговорим о телефонных звонках Альваро.
— Хорошо, тогда можем поехать на моем «БМВ». — Писатель нажал на кнопку на брелоке и открыл заднюю дверь, чтобы помочь собаке забраться внутрь.
Лейтенант несколько секунд колебался, замерев посреди парковки.
— Буду крайне благодарен, если вы сядете за руль, я совершенно без сил, — добавил Мануэль, чувствуя невероятную тяжесть в ногах.
Это предложение вполне устроило гвардейца, который направился к водительской двери.
— Где ключи?
— Они не нужны. — Ортигоса нажал на кнопку запуска двигателя, и мотор заработал.
Ногейра молча наблюдал, как раскладываются зеркала заднего вида, зажигаются и регулируются фары, прорезая темноту. Лейтенант ничего не сказал, но, судя по всему, остался под впечатлением. Писатель видел, с какой любовью гвардеец относится к своему автомобилю, и понимал, что возможности посидеть за рулем последней модели его спутник будет радоваться как ребенок.
Ногейра махнул рукой в сторону зеркала заднего вида и спросил, явно имея в виду пса:
— Где вы его взяли?
Мануэль улыбнулся.
— В Ас Грилейрас. Это собака Альваро. Он нашел песика и забрал домой. — Писатель остановился на «официальной» версии появления Кофейка в поместье. Несмотря на то что Ортигосе нравилась история об избавлении от злобного хозяина, лейтенант вряд ли оценит подобное благородство.
Гвардеец удивленно поднял брови, продолжая поглядывать в зеркало, хотя Мануэль сомневался, что в темноте можно что-то увидеть.
— Этого пса держали в имении?
— Да, примерно с год. Альваро нашел его по пути на винодельню. Кофеёк был в ужасном состоянии, поэтому Альваро забрал его в поместье и велел ветеринару позаботиться о собаке. Похоже, Сантьяго терпеть ее не может.
— Ну, в кои-то веки я согласен с нашим маркизом. Это самое уродливое создание, которое я когда-либо видел.
— Ногейра! — одернул лейтенанта Мануэль.
Гвардеец повернулся, озорно улыбнулся и сразу будто помолодел лет на двадцать.
— Да ладно вам, сеньор писатель, признайте, что пес страшен как черт.
Ортигоса обернулся и бросил взгляд назад. Кофеёк сидел, выпрямившись, словно тоже участвовал