Но если честно, Шурка даже и на Охтина не особенно надеялся.Однако, наверное, такой у него был вид после ночи, проведенной в образепримата, что ехидный агент чуть ли «Скорую помощь» вызывать не бросился,выслушал злосчастного Шурку со всем вниманием и отвел к Смольникову. Тот тожебыл само внимание: немедля отрядил Охтина разобраться со злосчастным домом, аШурку принялся расспрашивать обо всем на свете: как поживает его отец, которогоСмольников хорошо знал, как сестра, пишет ли что-нибудь из армии ее муж, какработается в газете и даже – как там прижилась в Приамурском крае кузина МаринаАверьянова, сосланная туда именно за организацию покушения на Смольникова. Прокузину Мопсю Шурка говорить совершенно не хотел, поэтому он перевел разговор наживотрепещущее – свою работу.

– Эх, – сказал Смольников, – нравятся мне ваши фельетоны.Одно удовольствие их читать! Вот кабы вы еще писали этак же про наших агентов –как они шустрят, как себя не жалеют, сберегая добро и жизнь обывателя!

Шурка не поверил ушам. Да ведь он только о том и мечтал!Мигом выложил начальнику проект задуманной рубрики под названием «Уголовнаяхроника» и нажаловался (как-то само собой вышло, без злости!) на агента Охтина,который к его идее относится с презрением…

– Это он из скромности, – усмехнулся Смольников. – Ну да мыс вами его просто-напросто обойдем на вороных.

– В каком смысле? – удивился Шурка.

– А в таком. У меня нынче в девять утра оперативноесовещание со старшими сыскными агентами всех наших полицейских частей. Дозволяювам на нем присутствовать, а потом факт такового совещания осветить. И, выбравсамую для вас интересную тему (или даже несколько тем!), написать статью длясвоей газеты.

Сейчас Шурка думал, что же выбрать: конечно, не кражисобольей пелерины или пачки рубашек стоимостью в семьдесят рублей. Вот уж нет!Зато как заманчиво звучало: граф Лазаревский… девушка-убийца… налоговый аферист…Или этот, как его… Дю-лю! Правда, Смольников сказал, что там какое-топохабство. Ну так ведь оно того-с, особенно интересно для обывателя-с,похабство-то…

– Ну что? – спросил Смольников, глядя на Охтина.

– Да что может быть, Георгий Владимирович? – вздохнул тот. –Пусто. Проверили мы дом очень толково: сейчас ведь как раз переписчики подворам ходят, [8] вот я с ними и пристроился…

– Григорий Алексеевич, – укоризненно протянул Смольников. –Да что ж вы так неосторожны? Вас ведь знают, знают!

– Не волнуйтесь, Георгий Владимирович, я таким появился, чтокомар носа не подточит. Этакая канцелярская крыса, стручок-писарь – пенсне,усики, плечи сгорбленные, шинелка потертая… Не о чем беспокоиться, уверяю вас!– быстро сказал Охтин. – Зато своими глазами все, что надо, увидал. Полноеощущение, что дом необитаемый. Однако в сенях две двери: одна ведет в комнату,где и впрямь все в пыли и паутине, а вторая – в сараюшку. В той сараюшке естьлаз в подпол…

– В подпол! – повторил Шурка, мгновенно побледнев. – Но япомню, мы в подпол из второй комнаты спускались…

– Так ведь туда два пути могут вести, – пожал плечами Охтин.– Мы в подпол не совались. Бес знает, кто там сидел и на что бы мы тамнаткнулись. А так вошли, покричали, мол, с переписью к вам, покажитесь,хозяева, а потом ушли восвояси. Конечно, если бы со мной были не простыепереписчики, а свои ребята, мы бы рискнули…

– Лучше без риска, – покачал головой Смольников. – Поставьтекого-то постоянно за тем домом следить. Это все, что мы можем сделать.

– Значит, я их спугнул тем, что Станиславу Станиславовнутуда послал, – пробормотал Шурка. – Эх, дурень я! Значит, они за мной следили,увидели, как она ко мне вернулась… Они все поняли! Хорошо еще, что на нее ненапали. Я… – Он всплеснул руками в припадке отчаяния. – Я настоящий преступник,что ее туда послал! Что бы я делал, если бы ее там убили?!

– Насколько я понимаю, сию барышню так просто не убьешь, –усмехнулся Охтин. – Я еще тогда ее заприметил, когда в редакцию приходил поповоду Кандыбина. Малехонькая барышня, вроде ничего особенного, а характер,чувствуется, железный. И храбрая!

Шурка посмотрел подозрительно. Нотки восхищения,прозвучавшие в голосе Охтина, ему очень не понравились.

– Храбрая, а? – настойчиво повторил Охтин. – Как думаете,Русанов, согласится она нам помочь?

– В каком же смысле?

– Я ведь насчет нового Дю-лю не просто ради скабрезногоинтереса поинтересовался. Есть сведения, что видели его близ Андреевскойночлежки. Это ведь в нашем городе самое такое место, чтобы всякая пакость моглатихо залечь на дно и вылежаться, ожидая, пока буря поверху пройдет. Недаромгосподин Горький сие местечко так и называл – «на дне»! Еще, конечно, в Сормовоможно податься, к пролетариям… Там тоже можно припухнуть, удобную минутувыжидая. Но Дю-лю наш – он не тот типаж, среди сормовичей он будет весьма ивесьма приметен. А здесь…

– Ради Бога, – смиренно сказал Шурка, – может, вы мнепоясните, что за штука такая – Дю-лю, и с чем его едят?

Смольников снова усмехнулся не без смущения:

– Видите ли, господин Русанов, вы у нас еще человек молодойи, по счастью, неиспорченный. Кроме того, вы собой привлекательный, определеннопользуетесь успехом у женского пола, и вам нет нужды взбадривать своючувственность непристойными картинками. Дю-лю – прозвище некоего французскогофотографа, который распространял именно что непристойные изображения юныхдевушек. Совсем юных, можно сказать, девочек. Многих к нему приводилирастленные матери… И вот у него в Петрограде появился последователь. Фамилия его– Баженов. Правда, в настоящее время он скрылся из Петрограда, опасаясь ареста.Задержана одна из ближайших его помощниц, которая дала показания, что он могскрыться в Энске либо в другом поволжском городе.