Сейчас она все равно ничего не может поделать, ничего. Раноутром нужно бежать к Ждановскому и все ему объяснить. Быть может, он что-нибудьпридумает. Обязательно придумает! А Марине нужно о другом позаботиться – в ееизбенке лежит на полу раненый Макар. И бьется в истерике Грушенька. Если Макармертв… если Грушенька не справилась с ужасом и убежала… если это станетизвестно хоть одной живой душе, Марина попадет в петлю, из которой никогда не выберется.Никогда! Да еще и Андреаса за собой может утянуть.

Нужно спешить. Вдруг Грушенька еще там… Вдруг Макар еще жив…

Или все-таки спуститься вниз, на улицу, заглянуть в гараж?Проверить, может быть, каким-то чудом грузовик остался на месте?

Сама судьба остановила исполнение этого безумного намерения.

Послышался топот ног, потом трель полицейского свистка.Марина так и подскочила… Полиция! Вряд ли они сунутся на кладбище, но чем чертне шутит… Пора уносить ноги.

Она скатилась с крыши гаража и побежала по тропке к своемузабору. Рванула калитку, вспомнила о веревке, и ее даже потом окатило отзлости.

Кто ж это сделал? Чья злая выдумка? Поозоровали мальчишки?Нет, вряд ли, веревка еще мокрая, значит, ее облили только что. Неужели этосделал Мартин?

Марина прикинула время. Пожалуй, он не успел бы, если именноон убил часового и угнал машину. Если же Мартин занимался калиткой и веревкой,то грузовик увел кто-то другой, его сообщник. Кто же он?

Ладно, это все после. Сейчас главное – Макар и Грушенька.

Она пошарила возле забора, нашла свои туфли и перекинула ихв огород, уже зная по собственному горькому опыту, что босиком перелезать череззабор гораздо легче. Повыше поддернула подол, но все равно два раза зацепилась,сильно оцарапала колено да еще и подвернула ногу, когда спрыгивала с забора.

Чуть слышно постанывая и прикусив губу, Марина поднялась накрыльцо, толкнула дверь – и боль мигом прошла, стоило ей увидеть два испуганныхлица, обращенных к ней: Сяо-лю и Грушеньки. Они обе сидели на полу. Кровавоепятно было уже замыто. Между ними, заботливо накрытый одеялом, с перевязаннойголовой, лежал Макар.

– Мадама Маринка! – простонала Сяо-лю при виде хозяйки идаже руками всплеснула. – Какая беда плохая!

– Марина Игнатьевна, что… что… – начала заикаться Грушенька,глядя на нее во все глаза.

Да, наверное, вид у нее был еще тот!

– Ничего, – буркнула Марина, с усилием овладевая собой.

Ничего не говорить! Ничего и никому!

– Как Макар?

– Он без сознания, но жив, – ответила Грушенька, а Сяо-людобавила:

– Зива Макарка, зива! Красивая девуска плакай, Макарка глазаоткрывай, улыбайся девуска, потом снова оморок падай.

Марина пощупала пульс у раненого (слабый, но ровный),потрогала лоб (конечно, жар, а руки как лед). Рана головы может быть опасна,сама Марина с этим не справится. Ладно, утром она сбегает за Ждановским, асейчас хотя бы на часок закрыть глаза… Иначе она сама «оморок падай», каксказала бы Сяо-лю.

– Ты что ж Павлика так надолго оставила? – повернулась она ккитаянке. – Иди к нему. Нет, сначала давайте все втроем поднимем Макара иположим на диван. Потом вы, Грушенька, устроитесь на лежанке, а я на печи.Как-нибудь дождемся утра, утром я побегу за врачом.

Ох, какой он оказался тяжелый, этот парнище! Конечно, он былвысокий, широкоплечий, пудов небось пять, [9] а в беспамятном состоянии словнобы вдвое весу прибавил.

Наконец Сяо-лю ушла в сарайчик, к Павлику. Марина иГрушенька, полуживые от усталости, прилегли и забылись сном, но не проспали инескольких минут, как в окно заколотили кулачки и раздался вскрик перепуганнойСяо-лю:

– Мадама Маринка, вставай, полися ходи!

«Зачем мне идти в полицию?» – не поняла спросонья Марина, нотут же поняла, в чем дело.

Оказывается, китаянка увидела, что к дому Мариныприближается полицейский наряд. Не рискнув бежать к двери, чтобы не попастьсяполиции на глаза, Сяо-лю кинулась к окну и предупредила хозяйку вовремя.

Марина метнулась в сени и задвинула засов. Глянула в боковоеоконце – уже входят во двор…

Понятно. Нашли убитого часового, взломанный гараж,обнаружили, что угнана машина. Пошли искать по ближним дворам. Сейчас войдут иувидят, что у поднадзорной Аверьяновой, особы неблагонадежной, в доме человекбез памяти, с огнестрельным ранением головы… Вся картина грядущих бедствий водно мгновение развернулась в голове Марины.

Мигом она вскочила обратно в комнату, глянула на Грушеньку,которая сидела на лежанке, белая от ужаса, мало что понимающая со сна, кроме того,что беда еще не изжита.

Все из-за этой девки! Из-за того, что она завлекла Мартина!Ну так пусть она и отдувается!

– А ну, живо раздевайся! – крикнула Марина. – Дура, платьеснимай, чулки! В одной рубахе останься!

Грушенька, по-прежнему ничего не соображая, неловкимипальцами принялась расстегивать пуговицы, тянуть с себя чулки. Маринаподскочила к дивану, одним легким движением размотала повязку Макара. Кровьзапеклась, рана видна, конечно, но могло быть и хуже… Скорее всего, его сильнееконтузило, чем ранило. А впрочем, сейчас все это неважно. С невесть откудавзявшейся силой Марина приподняла Макара и повернула так, чтобы он раненойстороной головы лежал на подушке. Если кровь снова пойдет, вся в подушкувпитается.

– Сюда! Сюда иди! – прошипела она Грушеньке, и их обеихтотчас словно кнутом ожгло: раздался стук в дверь и окрик:

– Эй, хозяева!

– Лезь к нему в постель! – прошипела Марина.

– Что вы?! Нет! – Грушенька упиралась, глядела безумными,расширенными глазами, ничего не понимала, но Марина щипнула ее за руку –безжалостно, сильно:

– Лезь, говорю! В тюрьму захотела? Никакой папенька неоткупит! Лезь! И притворись, что спишь! Пока не позову, глаза не открывай!

Грушенька наконец шмыгнула под одеяло, вытянулась в нитку наприличном расстоянии от Макара – хотя как ей это удалось, на таком тесномдиванчике-то?!