Правда, вокруг нас находилось немало людей, которые подобными вопросами не задавались — считать им или не считать чужие доходы. Им было просто любопытно, откуда Кристина берет деньги на роскошную, по критериям нашего окружения, жизнь. Ответов ни у кого не находилось, и слухи множились, множились, не давая моей подруге вздохнуть полной грудью. За её спиной никогда не прекращали шептаться. Даже её родственники не особо церемонились в отношении Кристины с дочерью. То ли злились из-за её испорченной давным-давно репутации, а, может, попросту завидовали. Насколько я знаю, поняв, что помогать родне финансово Кристина не планирует, её обходили стороной, едва ли не открещиваясь от родства. Правда, я не заметила, чтобы Кристина из-за этого сильно переживала. Только фыркала презрительно.

Не дозвонившись до подруги, я решила прогуляться до её дома, потому что все равно не знала, чем себя занять. Сидеть в родительской квартире не хотелось, возвращаться в квартиру мужа тоже не хотелось. А бродить по улицам города в одиночестве, да ещё как бы страдая, хотя такой душевный порыв меня ненадолго и посетил, мне показалось началом нездорового помешательства. Необходимо было с кем-то поговорить. Хотелось четкого и рассудительного мнения в ответ на свои страдания. Поэтому я так хотела увидеть Кристину. Конечно, мы с ней встретимся завтра на работе, но я точно сведу себя с ума разными мыслями за это время.

Занятая своими мыслями я дошла до дома подруги, свернула во двор, он был огорожен, а на въезде стоял шлагбаум. Один из лучших новостроев в нашем городке, жилой комплекс мечты. Огороженная территория, подземный гараж и современная детская площадка во дворе. Отремонтированные подъезды, чистые лифты, цветы на подоконниках лестничных клеток. Мы с Андреем жили в обычной панельной многоэтажке, в наших подъездах на окнах даже подоконников предусмотрено не было. Если в подъезде нет пьяницы или хулигана, то это уже счастье. Поэтому я каждый раз невольно сравнивала условия жизни. Не завидовала, нет, я даже просторной двухкомнатной квартире Кристины, превышающую нашу с мужем по площади раза в полтора, не завидовала, интерьеру и современному ремонту не завидовала. А вот чистому, светлому подъезду — да. Не знаю почему. Именно подъезд дома, в каком он находится состоянии, казался мне символом другой жизни. Из этого подъезда хотелось шагать в более светлое будущее, а из подъезда, в котором я жила, шагалось только на работу по утрам, ей-богу.

Подходя к подъездной двери, я зацепила взглядом припаркованный неподалеку темный автомобиль. Не знаю, почему я на него посмотрела, в автомобилях я не особо разбиралась, и знакомым он мне показаться не мог. Я взглянула на номер, посмотрела на затемненное лобовое стекло, после чего вошла в подъезд. Что-то меня грызло изнутри, какая-то необъяснимая тревога. Я поднялась на лифте на нужный мне этаж, дошла до двери квартиры Кристины, и как раз собиралась поднять руку, чтобы нажать кнопку звонка. И только тогда заметила, что входная дверь не заперта, она даже чуть шелохнулась, будто от сквозняка, а потом дверная ручка и вовсе стала поворачиваться. Кто-то явно собирался выйти, и я не знаю, отчего я вдруг запаниковала, если следовать логике, то, скорее всего, Кристина собиралась выйти, но я почему-то отступила, и прежде чем дверь распахнулась, и человек вышел из квартиры, я укрылась за углом, в маленьком закутке за кабиной лифта.

— Кристина, ты меня услышала?

Мужской голос был негромким, но настойчивым и достаточно требовательным. И я бы узнала его из тысячи. Потому что именно таким тоном, чуть бесцветным, но напористым Иван Алексеевич Юганов любит угрожать людям. По крайней мере, со мной он разговаривает именно так, время от времени разбавляя свой тон насмешкой или язвительностью.

— Услышала, — отозвалась моя подруга. Её голос показался мне усталым и чуточку недовольным.

— Услышала она, — ворчливо проговорил Юганов-старший. Повисла пауза, но я побоялась выглядывать из-за угла, чтобы посмотреть, что происходит. Я словно прилипла к прохладной стене, чувствуя, как колотится моё сердце. Понятия не имею, из-за чего я разволновалась, меня никто не запугивал и никто за мной не гнался, но было здорово неприятно. Стоять здесь и подслушивать. А ещё я догадалась, чья машина привлекла моё внимание у подъезда. Меня как-то ночью на ней прокатили, до дома Юганова. Впечатления были не из приятных, запомнились и записались на подкорку.

— Ты уходить хотел, — снова послышался голос подруги. В нем появились нотки задора и игры. А я нахмурилась. — Так уходи. Ты куда-то спешил.

— Змея ты, Тинка, — хмыкнул мужской голос. — Что там мой обалдуй, опять у вас отирался, говорят?

— Говорят, — безразлично ответила Кристина. — Я на него внимания не обращаю.

— Пристает?

— Кто? — Кристина откровенно хохотнула. — Твой недоросль? Ко мне?

— Ну, ладно, ладно. Язык-то сразу распустила. Он мне сын вообще-то.

Говорил Юганов негромко, но я была уверена, что чутко прислушивается к звукам в подъезде, чтобы кто-то, не дай бог, не появился рядом. Поэтому я и не дышала.

— Бестолочь у тебя, а не сын, сам знаешь, — заявила Кристина, а я поразилась её смелости. А ещё её тону, таким тоном с чужим мужчиной не поговоришь.

— Может, и бестолочь, но наследник. Так что, приглядывай.

— У меня есть за кем приглядывать, Ваня, — почти пропела Кристина. И сказала ему: — Иди.

— Я с летним лагерем всё решу, — вдруг сказал Юганов.

— Это же не мне надо, — вновь проговорила Кристина каким-то особым, медоточивым тоном. — Я об интересах дочери думаю, об её будущем.

— Отстань, — вдруг отмахнулся Юганов. — Хочешь её на месяц заграницу отправить, отправим. Пусть учит… языки. Я хоть раз тебе по поводу ребенка отказал?

Я закрыла глаза. Стояла и слушала, чувствуя себя преступницей, и одновременно с этим пытаясь уложить в своей голове невероятную догадку. Действительно, Юлька отказа ни в чем не знала. И, кажется, обеспечивала её материальные блага совсем не мама.

— Значит, я беру отпуск?

— Бери, — нетерпеливо согласился Юганов. — Я всё решу, всё узнаю. Только информацию о лагере мне на электронную почту скинь. Я сам посмотрю… Удостоверюсь, что это то, что надо. А не просто тебе на море ляжки пожарить.

— Вань, вот ты опять начинаешь!

— Знаю я тебя. — Опять повисла пауза, а потом Иван Алексеевич