— Надо соблюдать осторожность. Хоть воды и французские, носила на море у проклятых англичан. Днём лучше отсидеться в тихом месте, а плытьночью, — объяснил ирландец. — Будем скакать мышью от укрытия к укрытию. Кстатисказать, так оно способней для корсарского дела. Если мимо проплывёт кто-нибудьподходящий, мышка может превратиться в кошку. Цап-царап, и готово.

Все, включая капитана, выслушали это суждение с почтением —бретонцы в карибских водах были новичками, а штурман явно знал, что говорит.

* * *

С полудня мы встали на якорь в тесной бухте Ботона, подукрытием скал, так что с моря «Ласточки» было совсем не видно.

Вся команда кроме вахтенных отправилась на берег — походитьпо твёрдой земле, искупаться, поискать съедобных плодов и хорошей воды.

Воспользовались случаем и мы с Летицией.

— Ах, Клара, до чего мне надоели мужчины с их грубымизапахами, руганью, гоготом и испанской болезнью, — тихо говорила моя питомица,вдыхая аромат цветов и трав.

Я поднялся над пальмами, полетал взад-вперёд, чтобыпроверить, нет ли какой опасности, но чужих не обнаружил. Лишь кое-гдевиднелись следы костров, скорее всего оставленные буканьерами, которые частоохотятся в подобных местах на косуль или диких свиней.

Островки вроде Ботона почти всегда не заселены. Для мирныхсобирателей жемчуга или рыбаков жить на отшибе опасно — слишком много по морюшастает лихих людей. А для порта нужна большая гавань с хорошими глубинами инадёжной защитой от бурь. Здесь же кроме малюсенького заливчика, где неразместились бы даже два корабля, все лагуны были мелки и бесполезны. Затопоразительно красивы: с ярко-голубой водой, песчаным дном, изумруднымиберегами.

— Кларочка, погляди, какая прелесть! Я искупаюсь, а тыкричи, если кто-то подойдёт.

Девочка разделась и долго плескалась в укромной лагуне,вскрикивая от восторга. Как же она, бедненькая, соскучилась по чистоте, поодиночеству, по наготе.

Я знаю, что женщины прикрывают тело одеждой не изстыдливости, как думают мужчины, а чтобы выглядеть привлекательней. Это вродебрачного оперенья у птиц. Не то чтобы я мог считать себя таким уж знатокомженских статей, но всё же могу уверенно сказать: подавляющее большинствокрасоток в платье выглядит гораздо привлекательней, чем в своём природном виде.

Однако Летиция представляла собою исключение. Рассматриваяеё упругое, гибкое тело, я пришёл к выводу, что моя питомица принадлежит кредкой разновидности женщин, кому одежда только вредит. Плавая и ныряя впрозрачной воде, девочка была похожа на грациозного дельфина необычнойзолотистой окраски.

Залюбовавшись этой милой картиной, я чуть не прошляпиллюдей, ломившихся к нашей лагуне через заросли. То-то был бы сюрприз!

По счастью, кто-то из них заорал:

— Эпин! Доктор! Куда вы подевались?

Это были наши матросы, чем-то напуганные.

Летиция стрелой выскочила из воды, кое-как натянула штаны ирубаху, после чего подала голос:

— Здесь я! Что стряслось?

Выяснилось, что один болван-марсовый (долговязый увалень покличке Маяк) вздумал купаться прямо в бухте, чего делать ни в коем случаенельзя, потому что здесь повсюду кишат акулы. На мелководье эти хищные твари незаплывают, но горе тому, кто захочет нырнуть со скалы в глубоком месте.

Рыбина просто прошмыгнула мимо, задев Маяка своим шершавымбоком и ободрав ему кожу. Можно не сомневаться, что после разворота она бы егосожрала, поскольку вода аппетитно окрасилась кровью, но товарищи успеливытянуть матроса на берег.

Теперь он орал благим матом — соль разъедала рану.

Летиция блестяще справилась с этой несложной, но непривычнойдля неё травмой. Промыла больное место пресной водой, смочила целебнымраствором, перевязала чистой тряпкой, и инцидент был исчерпан.

После этого никто из моряков не осмеливался купаться даже вбезопасных лагунах.

Пообедав, все завалились спать — прямо на тёплой земле.Прикорнул было и я, удобно устроившись на ветви кипариса. После качки и ветраэта колыбель показалась мне очень уютной, и я провалился в глубокий,безмятежный сон, какой бывает только на суше.

Мне привиделось небо, и я летал в нём, то взмывая в густуюсиневу, то плавно падая вниз, так что замирало сердце. Это мой любимый сон. Явижу его, только когда всё вокруг хорошо и на душе покой.

Но вдруг в дальнем конце небосвода показалась туча, всялиловая от накопившейся грозовой силы. Туча шипела и посвёркивала молниями,словно вылетевшее из пушки калёное ядро. Дра-да-да-дах! — разразилась онараскатистым громом.

И снова: дра-да-да-дах! Дра-да-да-дах!

Я встрепенулся и открыл глаза.

Небо было ясным. Ничем не омрачённое солнце едва начиналоклониться к западу.

Дра-да-дах! — ударил где-то неподалёку новый разряд грома.

Воздух слегка качнулся. Я заморгал, чтобы прогнать остаткисна — и увидел, что матросы поднялись и быстро бегут к шлюпкам.

Вскочила и Летиция, спавшая под моим кипарисом.

— В чём дело? — крикнула она.

Никто ей не ответил.

— Живо на корабль! Живо! — махал рукой боцман.

Моё чуткое обоняние уловило запах пороха, а потом сновадонеслись звуки пушечного залпа. Где-то неподалёку шёл бой!

* * *

Четверть часа спустя мы поднялись на борт фрегата, которыйстоял в самой горловине бухты со спущенными парусами, надёжно укрытый теньюскал.

В открытом море, на расстоянии полумили от острова,грохотало и изрыгало дым морское сражение. Я взлетел на середину фок-мачты,чтобы понять, кто с кем воюет, и в то же время слышать разговоры на баке, гдеофицеры сгрудились вокруг капитана.

— Красный — это англичанин, — сообщил Дезэссар, у которогобыл самый мощный окуляр. — Вижу флаг с крестом святого Георгия. Трое остальных— испанцы.

— Что за дурак поставил паруса такого цвета и выкрасилкорабль белой краской? — спросил канонир Кабан. — Дорого, непрактично, аглавное — за каким чёртом?