Вот качество, которое в этой неординарной натуре поразиломеня больше всего: я увидел абсолютно свободного человека, будто не замечающегоабсолютной несвободы окружающей действительности. В этом смысле он был сроднипиратам, но те подобны вольнолюбивым хищникам, что живут и издыхают по законуджунглей, то есть пожирают слабых и становятся добычей сильного. Руперту Греюнезачем было на кого-то охотиться и перед кем-то склоняться. Его не влеклобогатство. Его не снедало честолюбие — он и так к двенадцати годам сталполковником, а к пятнадцати камергером.

Согласно моим наблюдениям, мужчины по отношению к жизниделятся на две категории. Те, кто остр умом и деятелен, ставят перед собоютруднодостижимые цели, а потом изо всех сил стремятся к ним, то есть живутиллюзией, завтрашним днём, уподобляясь ослу, бегущему за морковкой. Те же, ктоумеет наслаждаться минутой и впитывать полноту жизни всеми порами кожи,обыкновенно тусклы умом и скудны духом. Руперт Грей являл собой редкоеисключение: он безусловно жил полной жизнью, относясь к сегодняшнему дню не какк ступеньке между вчера и завтра, а как к абсолютной и неповторимой ценности,но при этом твёрдо знал, что жизнь — это вечное «сейчас», в каждом её мгновенииесть самодостаточный смысл. Поэтому долгие плавание из одного пункта планеты вдругой были для этого человека процессом ничуть не менее важным, чем прибытие впорт следования. Так говорил когда-то и Учитель: «Движение к цели значитбольше, чем её достижение». Как мало на свете тех, кто это понимает!

Точно так же капитан Грей относился и к людям, зная, чтокаждый из них — не инструмент, с помощью которого ты чего-то добиваешься, асамодостаточная величина. Знал он, однако, и то, что люди весьма и весьмаразличны по качеству. Качество того или иного человека Руперт чувствовалинстинктивно, с первого взгляда — был у него такой редкий дар. Посколькулорд-бродяга любил хорошие вина и знал в них толк (на «Русалке» имелсяпревосходный винный погреб), на всякого индивида он мысленно приклеивалэтикетку с названием напитка — и всё сразу становилось ясно. Например, вматросы на свой корабль Грей обычно брал тех, кого именовал про себя «честныманглийским элем». Для боцманов, боцманматов и канониров лучше всего подходилиможжевеловый джин или крепкое чёрное пиво. В офицеры годились лишь хорошие винныесорта — без малейшей кислинки или привкуса плесени.

Примерно десятая часть «бутылок», попадавшихся на путиРуперта, шибала в нос едким уксусом, рвотным зельем или смертельной отравой.Если субъект этого пошиба досаждал Грею, он спокойно, без колебаний иугрызений, разбивал вредоносную склянку вдребезги — и шёл дальше.

Но чтобы определить, чего стоит человек, одного вкуса изапаха недостаточно. Даже среди тех, чья внутренняя суть подобна старому бордо,редко можно встретить бутыль, наполненную до краёв. Бывает, что благороднаявлага едва плещется на донышке — то ли её изначально было немного, то ливытекла в трещины незадавшейся жизни. К таким соратникам Руперт относился сособенной бережностью, зная, что сосуд, именуемый «человеком», умеет не толькоопустошаться, но и наполняться вновь. С теми, кто плавал под началом капитанаГрея, это происходило быстро.

Всем, что касалось торговли, на судне заведовал суперкарго(крепчайший неразбавленный спирт). Когда он встретился с Греем, влаги в этомнекогда прочном жбане оставалось на самом донышке. Ворчливый, озлобленный,битый судьбой старик собирался уходить на берег, чтоб в одиночестве и тоскескоротать сумерки жизни. Чёрт знает, что разглядел в нём Руперт, но старыймизантроп стал самым ценным его помощником.

Сам владелец совершенно не интересовался торговымиоперациями. Если б не суперкарго, он давно сел бы со своим распрекраснымкораблём на финансовую мель. Расчётливый и прижимистый Аткинс, проклинаяхозяина за пристрастие к красивым, маловыгодным товарам, за неаккуратность всоблюдении сроков, за тысячу нелепых чудачеств, всё же умудрялся вестикоммерцию так, что Грей мог беззаботно плавать, где ему вздумается, и витатьмыслями в облаках, совершенно не заботясь о деньгах.

Он вообще мало о чём заботился, этот вечный преследовательгоризонта. На суше и море уже целый год бушевала большая война, а Руперт неимел о том понятия. Он несколько месяцев плыл из Ост-Индии, заходя на разныеострова, некоторые из которых отсутствовали в лоциях; обогнул мыс Доброй Надеждыи собирался поставить «Русалку» на ремонт и очистку не раньше, чем дойдёт доЯмайки.

Когда из-за края малопримечательного островка Ботон вышлаиспанская эскадра и зачем-то поспешила встать выше по ветру, Грей наблюдал заэтим манёвром с некоторым удивлением, но без тревоги. Лишь когда на флагманевзвился боевой штандарт, а с бака ударила пушка, требуя немедленной сдачи,путешественник догадался, что меж Лондоном и Мадридом, очевидно, завязаласьновая свара.

К этому моменту сделать что-либо было поздно — это Рупертпонял сразу. Линия испанцев отрезала ему путь к отступлению. Пока «Русалка»выполняла бы разворот почти прямо против ветра, неприятельские кораблиизрешетили бы её ядрами.

Таким образом, ретироваться было невозможно.

О шансах на победу говорить тоже не приходилось.

Лорд Грей знал наизусть все военные корабли великих держав.Ему было довольно одного взгляда в подзорную трубу, чтобы узнать 64-пушечныймэн-о-вар «Консепсьон», 40-пушечный фрегат «Сант-Яго» и 28-пушечный корвет«Идальго».

По мощи огня и численности экипажей испанцы имелипятикратное превосходство — не считая преимущества по ветру.

Что касается последнего, то здесь Руперту удалось нескольковыравнять шансы. Он повернул параллельно линии вражеских кораблей, не поднимаябоевого флага — словно колебался, сдаваться или нет. Поравнявшись с крайним изнеприятелей, взял курс перпендикулярно свежему зюйд-осту, так что испанцампришлось перестраиваться в кильватерную колонну — иначе «Русалка» получила быавантаж в манёвре.

Командующему эскадрой стало ясно, что без боя англичанин несдастся.

И бой начался.

Среди прочих странностей характера у лорда имелась одна,очень редко встречающаяся у людей с развитым воображением: полное отсутствиестраха. Вернее сказать, в миг опасности страх возникал, но был источником немучений, а удовольствия, ибо преобразовывался в нетерпеливое, радостноеволнение. Руперту неудержимо хотелось усилить это опьяняющее чувство, чтобынатянутые нервы зазвенели ещё пронзительней.