– По край времен! – пропел трубадур и забренчал налютне. Торкве присоединился высокой трелью на своей тростниковойпищалке. – Благодарю тебя, Дева Полей! За урожай, за цветы и Дол Блатаннаи за шкуру нижеподписавшегося, в смысле – вышепропевшего, которую ты спасла отстрел. Знаете, что я вам скажу?

Он перестал играть, обнял лютню, словно ребенка, ипосмурнел.

– Пожалуй, не стану я упоминать в балладе ни эльфов, нитрудности, с которыми им приходится бороться. А то еще найдутся охотники догор… Зачем ускорять…

Трубадур замолчал.

– Докончи, – горько сказал Торкве. – Ты хотелсказать: ускорять то, что неизбежно. Неизбежно.

– Не будем об этом, – прервал Геральт. –Зачем? Слова не нужны. Берите пример с Лилле.

– Она разговаривала с эльфом телепатически, –буркнул бард. – Я чувствовал. Правда, Геральт? Ты ведь воспринимаешь такуюсвязь. Ты понял, о чем… Что она передавала эльфам?

– Кое-что.

– О чем она говорила?

– О надежде. О том, что все обновляется и не перестаетобновляться.

– И всего-то?

– Этого было достаточно.

– Хм… Геральт? Лилле живет в деревне, среди людей. Недумаешь ли ты, что…

– Что так и останется среди них? Здесь, в ДолинеБлатанна? Возможно. Если…

– Если что?

– Если люди окажутся того достойны. Если край светаостанется краем света. Если мы будем уважать границу. Ну, довольно болтать,парни. Спать пора.

– Верно. Полночь близко, костер угасает. А я посижуеще, у меня всегда рифмы лучше подбираются у догорающего костра. А для моейбаллады нужно название. Хорошее название.

– Может, «Край света»?

– Банально, – фыркнул поэт. – Даже если этодействительно край, надобно его назвать иначе. Метафорически. Полагаю, тызнаешь, что такое метафора, Геральт? Хм… Надо подумать… «Там, где…» Черт, опрости, Торкве, привычка. «Там, где…»

– Спокойной ночи, – сказал дьявол.

Ведьмак расшнуровал рубаху, отлепил от шеи намокший лен. Вгроте было очень тепло, даже жарко, в воздухе висел тяжелый, влажный пар,каплями оседавший на омшелых валунах и базальтовых плитах стен.

Кругом были растения. Они тянулись из выдолбленных восновании, заполненных торфом углублений, из огромных ящиков, корыт и горшков.Взбирались по стенам, деревянным решеткам и шестам. Геральт с любопытствомосматривался, узнавал некоторые редкие экземпляры – те, что входили в составведьмачьих лекарств и эликсиров, магических фильтров и колдовских декоктов. Ите, еще более редкие, о свойствах которых он мог лишь догадываться. Были здесьи такие, которых он вообще не знал и о которых даже не слышал. Стены гротапокрывали пятна звездолистного донника, из гигантских горшков выпирали плотныешары пустоглава и побеги усыпанной кроваво-красными ягодами аренарии. Онузнавал мясистые, с толстыми прожилками листья скороцвета, бордово-желтые овалыбезмера и темные стрелки пилорытки. Видел прильнувший к каменным глыбамперистый мох ставикрова, поблескивающие шишечки вороньего глаза и тигрино-полосчатыепластинки мышехвостого ятрышника.

В затененной части грота пузырились серые, словно полевойбулыжник, шапки гриба шибальца. Неподалеку рос пивоград – растение, способноенейтрализовать любой известный токсин или яд. Торчащие из заглубленных в грунтящиков серо-желтые, невзрачные метелочки выдавали зарник – корень с сильными иуниверсальными лечебными свойствами.

Середину грота занимали водные растения. Здесь располагалиськадки, полные роголистника и желтоватой ряски, бассейны, покрытые плотнымковром вглубки – пищи для паразитирующего куркума, стеклянные сосуды, забитыеспутанными стеблями галюциногенного двустрела, стройными темно-зеленымикриптофигиями и клубками ниточников, грязевые, затененные корыта, питомникибесчисленных видов плесени, простейших болотных растений.

Нэннеке, закатав рукава жреческой одежды, достала изкорзинки ножницы и костяные грабельки и молча принялась за работу. Геральтприсел на скамеечку между столбиками света, падающего сквозь большиехрустальные плиты в потолке грота.

Жрица мурлыкала себе под нос, ловко погружала руки в гущулистьев и побегов, быстро щелкала ножницами, заполняя корзинку пучкамирастений. Попутно поправляла палочки и рамки, поддерживающие стебли, рыхлилаземлю ручкой грабелек. Иногда, раздраженно ворча, вырывала засохшие илиподгнившие стебельки, кидала их в сборник гумуса для пищи грибам и каким-тонезнакомым ведьмаку чешуйчатым и змееподобным растениям. Он даже не был уверен,что это вообще растения, ему казалось, что поблескивающие корни слабо шевелятсяи тянутся к рукам жрицы волосатыми отростками.

Было тепло. Очень тепло.

– Геральт?

– Слушаю, – он поборол сонливость. Нэннеке,поигрывая ножницами, глядела на него из-за огромных перистых листьев муходрева.

– Повремени немного. Останься. На несколько дней.

– Не могу, Нэннеке. Мне пора.

– Что тебя так гонит? Наплюй на Эреварда. А этотбродяга, Лютик, пусть едет один. Оставайся, Геральт.

– Нет, Нэннеке.

Жрица щелкнула ножницами.

– Уж не потому ли ты бежишь из храма, что боишься, какбы она тебя здесь не нашла?

– Да, – признался он тут же. – Угадала.

– Загадка не из трудных, – проворчалаНэннеке. – Успокойся, Йеннифэр уже была. Два месяца тому. Так скоро невернется. Мы повздорили. Нет, не из-за тебя, о тебе она даже не спрашивала.

– Не спрашивала?

– Вот где у тебя болит, – засмеялась жрица. –Ты эгоцентрист, как и всякий мужчина. Самое худшее для вас, когда вами неинтересуются, верно? Хуже равнодушия. Не отчаивайся. Я достаточно хорошо знаюЙеннифэр. Она не спрашивала, но внимательно смотрела, пытаясь отыскать следытвоего присутствия. А на тебя была страшно зла, я это почувствовала.

– Из-за чего повздорили-то?

– Не все ли равно из-за чего?

– Можешь не говорить. Я и без того знаю.

– Сомневаюсь, – спокойно сказала Нэннеке,поправляя колышки. – Ты знаешь ее весьма поверхностно. Она тебя, по правдесказать, тоже. Довольно типично для уз, которые вас связывают или когда-тосвязывали. Обоих вас не хватает ни на что, кроме как на чересчур эмоциональнуюоценку последствий при одновременном игнорировании причин.