– Она была здесь, чтобы вылечиться, – сказал онхолодно. – Из-за этого вы и поругались, признайся.

– Мне не в чем признаваться.

Ведьмак встал и застыл под одной из хрустальных плит вкровле грота.

– Подойди на минутку, Нэннеке. Взгляни на это.

Он развернул потайной кармашек в поясе, извлек маленькийсверточек – миниатюрный мешочек из козьей кожи, высыпал содержимое на ладонь.

– Два бриллианта, рубин, три славных нефрита,привлекательный агат. – Нэннеке разбиралась во всем. – Сколько отдал?

– Две с половиной тысячи темерских оренов. Плата заупырицу из Вызимы.

– За располосованную шею, – поморщиласьжрица. – Ну что ж, вопрос цены. Но ты правильно поступил, обратив наличныев стекляшки. Орен держится слабо, а цены на камни в Вызиме невысоки, слишкомблизко от гномовых приисков в Махакаме. Продав камушки в Новиграде, получишьникак не меньше пятисот новиградских крон, а крона сейчас тянет на шесть споловиной оренов и постоянно растет в цене.

– Я хочу, чтобы ты это взяла.

– На хранение?

– Нет. Нефриты – для храма, как, скажем, моепожертвование богине Мелитэле. Остальные камни… для нее. Для Йеннифэр. Отдай,когда она навестит тебя, что, вероятно, случится вскоре.

Нэннеке взглянула ему прямо в глаза.

– На твоем месте я бы не стала этого делать. Поверь, тыее еще сильнее разозлишь, если такое вообще возможно. Оставь все как есть, тыуже ничего не можешь ни исправить, ни улучшить. Сбежав от нее, ты вел себя… ну,скажем, не вполне достойно для зрелого мужчины. Пытаясь загладить винудрагоценностями, ты себя ведешь как мужчина весьма, весьма перезрелый. Поверь,я не знаю, какой тип мужчины мне меньше по душе.

– Она слишком властолюбива, – проворчал Геральт,отвернувшись. – Я не мог этого вынести. Она относилась ко мне, как…

– Перестань, – оборвала Нэннеке. – Нераспускай нюни. Я тебе не мамочка, сколько можно повторять? Твоей повереннойтоже не намерена быть. Мне безразлично, как она к тебе относилась. А твое к нейотношение интересует меня еще меньше. Посредничать или же вручать ей эти дурныекамушки я не собираюсь. Если хочешь быть дураком – пожалуйста, но без меня.

– Ты не поняла. Я не собираюсь ублажать ее илипокупать. Просто я ей кое-что должен, а лечение, на которое она рассчитывает,стоит, кажется, очень дорого. Я хочу ей помочь, вот и все.

– Ты, оказывается, еще больший дурень, чем ядумала. – Нэннеке подняла корзинку. – Дорогое лечение? Помощь?Геральт, для нее твои камушки – мелочь, не стоящая плевка. Знаешь ли ты,сколько Йеннифэр может получить за прерывание беременности у светской дамы?

– Это-то я как раз знаю. Как и то, что за лечениебесплодия она берет еще больше. Жаль, себе не в силах помочь. Поэтому ищетпомощи у других, в том числе и у тебя.

– Ей не поможет никто, это совершенно исключено. Она волшебница.Как у большинства магичек, у нее атрофированные, совершенно непроизводительныегонады, и это необратимо. У нее никогда не будет ребенка.

– Не все чародейки в этом смысле ущербны. Я кое-чтознаю об этом. Ты – тоже.

– Верно. – Нэннеке прищурилась. – Знаю.

– Не может быть правилом то, из чего есть исключения.И, пожалуйста, не надо говорить, что, мол, исключения подтверждают правила.Лучше расскажи об исключениях из таковых.

– Об исключениях, – холодно ответилабогослужительница, – можно сказать только одно: они есть. Ничего больше. АЙеннифэр… Ну что ж, к сожалению, она в число исключений не входит. Во всякомслучае, в том роде дефектности, о котором мы говорим. Потому что во всемостальном трудно найти исключение большее, нежели она.

– Чародеям, – Геральт не обиделся ни на холод, нина намеки, – удавалось воскрешать мертвых. Мне известны документальноподтвержденные случаи. А воскрешать мертвых, сдается, потруднее, чемликвидировать атрофию желез или органов.

– Скверно тебе сдается. Я не знаю ни одногозадокументированного удачного случая лечения атрофии либо регенерации железвнутренней секреции. Геральт, хватит, наша беседа начинает походить наконсилиум. Ты в этом не разбираешься, а я разбираюсь. И если говорю, чтоЙеннифэр заплатила за приобретение определенных способностей утратой других,значит, так оно и есть.

– Если это настолько очевидно, то не понимаю, почемуона все пытается…

– Ты вообще страшно мало понимаешь, – прервалажрица. – Страшно мало. Перестань беспокоиться о недугах Йеннифэр, подумайо своих. Твой организм тоже подвергли необратимым изменениям. Тебя удивляетона, а что скажешь о себе самом? Ведь тебе должно быть ясно, что ты никогда небудешь человеком, а меж тем ты только то и делаешь, что пытаешься быть им. Исовершаешь человеческие ошибки. Ошибки, которые ведьмак совершать не должен.

Геральт прислонился к стене грота, отер пот со лба.

– Не отвечаешь, – заметила Нэннеке,улыбнувшись. – Неудивительно. Трудно спорить с гласом рассудка. Ты болен,Геральт. Ты неполноценен. Плохо реагируешь на эликсиры. У тебя ускоренныйпульс, замедленная аккомодация глаз, запаздывающие реакции. У тебя неполучаются самые простые Знаки. И ты намерен выйти на большак? Тебе надолечиться. Необходима терапия. Но прежде – транс.

– Так вот зачем ты прислала ко мне Иолю? Ради терапии?Для облегчения транса?

– Глуп ты, как я погляжу!

– Не настолько.

Нэннеке отвернулась, засунула руку между мясистыми побегаминезнакомых ведьмаку вьющихся растений.

– Ну ладно. Да, я прислала ее к тебе. Ради терапии, какты изволил выразиться. И скажу тебе, это получилось. Утром ты реагировалгораздо лучше. Был спокойнее. Кроме того, Иоля тоже нуждается в терапии. Незлись.

– Я не злюсь ни на… терапию, ни на Иолю.

– А на глас рассудка, который слышишь?

Геральт не ответил.

– Транс необходим, – повторила Нэннеке, окидываявзглядом свой пещерный сад. – Иоля готова. Она установила с тобойфизический и психический контакт. Если хочешь уехать, мы сделаем это сегодняночью.

– Не хочу. Пойми, Нэннеке, в трансе Иоля может начатьвещать. Пророчествовать, читать будущее.

– Именно это и имеется в виду.

– Вот-вот. А я не хочу знать будущего. Как я станупосле этого делать то, что делаю? Впрочем, я знаю его и без того.

– Ты уверен?