– Ишь ты! – Поэт спрятал кувшин за спину. –Еще чего. Я его нашел, и мне полагаются все желания.

– Не трогай печать! Оставь кувшин в покое!

– Пусти, говорю! Это мой!

– Лютик, осторожнее!

– Как же!

– Не трогай! О дьявольщина!

Из кувшина, который во время возни упал на песок, вырвалсясветящийся красный дым.

Ведьмак отскочил и кинулся за мечом. Лютик, скрестив руки нагруди, даже не шевельнулся.

Дым запульсировал и на уровне головы поэта собрался внеправильной формы шар. Потом превратился в карикатурную безносую голову согромными глазищами и чем-то вроде клюва. В голове было около сажени диаметра.

– Джинн, – проговорил Лютик, топнув ногой, –я тебя освободил, и отныне я – твой повелитель. Мои желания…

Голова защелкала клювом, который был вовсе не клювом, а чем-товроде обвислых, деформированных и меняющих форму губ.

– Беги, – крикнул ведьмак. – Беги, Лютик!

– У меня, – продолжал Лютик, – следующиежелания. Во-первых, пусть как можно скорее удар хватит Вальдо Маркса, трубадураиз Цидариса. Во-вторых, в Каэльфе проживает графская дочка Виргиния, котораяникому не желает давать. Пусть мне даст. В-третьих…

Каково было третье желание Лютика, никому узнать не дано.Чудовищная голова выкинула две ужасающие лапы и схватила барда за горло. Лютикзахрипел.

Геральт в три прыжка подскочил к голове, взмахнул серебряныммечом и рубанул от уха, через середину. Воздух завыл, голова пыхнула дымом ирезко выросла, удваиваясь в размерах. Жуткая пасть, тоже значительноувеличившаяся, раскрылась, защелкала и взвизгнула, лапы дернули вырывающегосяЛютика и прижали его к земле.

Ведьмак сложил пальцы Знаком Аард и послал в головумаксимальную энергию, какую только ему удалось сконцентрировать. Энергия,превратившись в охватившем голову свечении в ослепительный луч, ударила в цель.Громыхнуло так, что у Геральта зазвенело в ушах, а от взрывной волны ажзашумели ивы. Чудовище оглушительно зарычало, еще больше раздулось, ноотпустило поэта, взметнулось вверх, закружилось и отлетело к поверхности воды,размахивая лапами.

Ведьмак кинулся оттаскивать неподвижно лежащего Лютика, итут его пальцы наткнулись на засыпанный песком круглый предмет. Это былалатунная печать, украшенная знаком изломанного креста и девятиконечной звезды.

Висящая над рекой голова уже вымахала до размеров стогасена, а ее раскрытая орущая пасть напоминала ворота овина средних размеров.Вытянув лапы, чудовище напало.

Геральт, не зная, что делать, зажал печать в кулаке и,выставив руку в сторону нападающего, выкрикнул формулу экзорцизма, которойнекогда его научила одна знакомая богослужительница. Никогда раньше он этойформулой не пользовался, поскольку в суеверия принципиально не верил. Эффектпревзошел все ожидания.

Печать зашипела и раскалилась, обжигая ладонь. Гигантскаяголова замерла в воздухе над водой. Повисев так минуту-другую, она взвыла,зарычала и превратилась в пульсирующий клуб дыма, в огромную клубящуюся тучу.Туча тонко взвизгнула и с невероятной скоростью помчалась вверх по течениюреки, оставляя на поверхности воды бурлящую полосу. Через несколько секунд исчезлавдали, только вода еще какое-то время приносила понемногу утихающий вой.

Ведьмак наклонился к поэту, стоящему на коленях на песке.

– Лютик? Ты жив, Лютик? Черт тебя побери! Что с тобой?

Поэт замотал головой, замахал руками и раскрыл рот длякрика. Геральт поморщился и прикрыл глаза – у Лютика был хорошо поставленный,звучный тенор, а при сильном испуге он мог достигать невероятных высот. Но то,что вырвалось из горла барда, было едва слышным скрипом.

– Лютик! Что с тобой? Ну не молчи же!

– Х-х-х… е-е-е… кх… кх-х-уррва!

– Тебе больно? Что с тобой, Лютик?

– Х-х-х… к-к-ку-курррва…

– Замолчи. Если все в порядке, кивни.

Лютик сморщился, с превеликим трудом кивнул, перевернулся набок, скорчился, и его тут же вырвало кровью.

Геральт выругался.

– Боги милостивые! – Стражник попятился и опустилфонарь. – Что с ним?

– Пропусти нас, добрый человек, – тихо сказалведьмак, поддерживая скорчившегося в седле Лютика. – Ты же видишь, мыспешим.

– Вижу, – сглотнул стражник, глядя на бледное лицопоэта и его заляпанный черной запекшейся кровью подбородок. – Ранен? Этоскверно выглядит.

– Я спешу, – повторил Геральт. – Мы в пути срассвета. Пропустите нас, пожалуйста.

– Не можем, – сказал другой стражник. – Черезворота можно входить только от восхода до заката. Ночью не можно. Приказ. Неможно никому, разве что со знаком короля аль ипата. Ну и еще, если гербовыйвельможа.

Лютик захрипел, скорчился еще больше, оперся лбом о гривуконя, затрясся, дернулся в сухом позыве. По шее лошади, изукрашенной засохшими«извержениями», потекла очередная струйка.

– Люди, – сказал Геральт как можноспокойнее, – вы же видите, ему плохо. Мне нужен кто-нибудь, кто еговылечит. Пропустите нас, прошу.

– Не просите. – Стражник оперся наалебарду. – Приказ есть приказ. Пропущу, а меня поставят к позорномустолбу и выгонят со службы. Чем я тогда буду детей кормить? Нет, милостивыегосудари, не могу. Стащите друга с коня и отведите в сторожевую башню передкрепостной стеной. Там есть комната. Мы его перевяжем, до рассвета протянет, ежелина роду написано. Ждать осталось недолго.

– Тут перевязать мало, – скрипнул зубамиведьмак. – Нужен знахарь, жрец, способный медик…

– Такого ночью все равно не добудитесь, – сказалвторой стражник. – Все, что мы можем сделать, это не заставлять вас передворотами до рассвета торчать. В доме тепло и найдется, куда положить раненого,легче ему будет, чем в седле. Давайте поможем стащить с коня.

В комнате сторожевой башни действительно было тепло, душно иуютно. Огонь весело потрескивал в камине, за которым истово пел сверчок.

За тяжелым квадратным столом, заставленным кувшинами иблюдами, сидели трое.

– Простите, уважаемые, – сказал поддерживавшийЛютика стражник, – ежели помешали… Чай, не будете супротив… Этот рыцарь,хм… Ну и второй, ранен, ну, я подумал…