Он промолчал.

– Ну хорошо, – вздохнула богослужительница. –Пошли. Да, Геральт, не хочется быть бестактной, но скажи мне… Скажи, как выпознакомились? Ты и Йеннифэр? Как это началось?

Ведьмак улыбнулся.

– Началось с того, что нам с Лютиком нечего было есть,и мы решили наловить рыбы.

– Надо понимать, вместо рыбы ты поймал Йеннифэр?

– Не совсем так. Я расскажу, как было. Но, если невозражаешь, после ужина – я немного проголодался.

– Тогда пошли. Я взяла все, что требовалось.

Ведьмак направился к выходу, еще раз повел глазами попещерной теплице.

– Нэннеке?

– А?

– Половина того, что здесь растет, не встречается нигдев мире. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Больше половины.

– В чем причина?

– Если я скажу, что причиной тому милость богиниМелитэле, тебе, вероятно, этого будет недостаточно?

– Скорее всего, да.

– Так я и думала. – Нэннеке улыбнулась. –Видишь ли, Геральт, наше яркое солнце все еще светит. Но уже не так, какраньше. Хочешь, почитай книжки. А ежели не хочешь тратить на это времени, то,может, тебя удовлетворит, если я скажу, что хрусталь, из которого сделаны окнав кровле, действует как фильтр. Он отсеивает убийственные лучи, которых всолнечном свете все больше. Поэтому здесь живут растения, которых вестественных условиях нигде в мире не встретить.

– Понял, – кивнул ведьмак. – А мы, Нэннеке?Как с нами? Ведь и на нас светит то же солнце. Не следует ли и нам попрятатьсяпод такие стекла?

– В принципе следует, – вздохнула жрица. –Но…

– Что «но»?

– Но уже поздно.

Сом выставил усастую голову, сильно рванул, забился,взбурлил воду, сверкнул белым брюхом.

– Осторожнее, Лютик! – крикнул ведьмак, упираяськаблуками в мокрый песок. – Держи, черт…

– Держу… – прокряхтел поэт. – Мать моя, нучудовище! Не рыба – левиафан! Жратвы будет, боги!

– Трави, трави, а то бечева порвется!

Сом прильнул ко дну, рывком кинулся вниз по течению, всторону излучины. Бечева зазвенела, перчатки Лютика и Геральта задымились.

– Тяни, Геральт, тяни! Не отпускай, запутается вкорнях!

– Бечева лопнет!

– Не лопнет! Тащи!

Они напряглись, потянули. Бечева со свистом рассекала воду,вибрировала, разбрасывала капли, блестевшие, словно ртуть, в лучах восходящегосолнца. Сом вдруг вынырнул, закружил под самой поверхностью воды, напряжениебечевы ослабло. Они принялись быстро выбирать слабину.

– Завялим, – засопел Лютик. – Отвезем вдеревню и велим завялить. А головизна пойдет на уху!

– Осторожнее!

Чувствуя под брюхом мелководье, сом вывалился из воды дополовины двухсаженного тела, дернул головой, хлестнул плоским хвостом, резкоринулся в глубину. Перчатки снова задымили.

– Тяни! Тяни! На берег его, рыбью душу!!!

– Бечева трещит! Трави, Лютик!

– Выдержит! Не боись! А из головы… уху сварим…

Снова подтянутый ближе к берегу сом взвертелся и принялсяяростно рвать бечеву, словно давая понять, что так легко не даст засунуть себяв горшок. Брызги взвились на сажень вверх.

– Шкуру продадим… – Лютик, упираясь и покраснев отнатуги, тянул бечеву обеими руками. – А усы… Из усов сделаем…

Никто никогда не узнает, что собирался поэт сделать из сомовьихусов. Бечевка с треском лопнула, и рыбаки, потеряв равновесие, повалились намокрый песок.

– А, чтоб тебя! – рявкнул Лютик так, что эхо пошлопо камышам. – Сколько жратвы пропало! Чтоб ты сдох, рыбий хвост!

– Говорил я, – Геральт отряхнул брюки, – говорил,не тяни силой! Испортачил ты все, друг мой Лютик. Рыбак из тебя, как из козьейзадницы труба.

– Неправда, – обиделся трубадур. – То, чтоэто чудовище вообще заглотало наживку, моя заслуга.

– Интересно. Ты и пальцем не пошевелил, чтобы помочьзакинуть крюк. Бренькал на лютне и драл глотку на всю округу, ничего больше.

– Ошибаешься, – ухмыльнулся Лютик. – Когда тыуснул, я снял с крючка живца и нацепил дохлую ворону, которую нашел в кустах.Хотел утром посмотреть на тебя, когда ты эту ворону вытянешь. А сом купился наворону. На твоего живца хрен бы что клюнуло.

– Клюнуло-клюнуло. – Ведьмак сплюнул в воду ипринялся наматывать бечеву на деревянную крестовину. – А порвалось, потомучто ты тянул по-дурному. Чем болтать, сверни лучше остальные лесы. Солнце взошло,пора в дорогу. Я пошел собираться.

– Геральт!

– Что?

– На второй лесе тоже что-то есть… Нет, тьфу ты, просточто-то зацепилось. Ты смотри, держит словно камень, не справиться! Ну… пошло.Ха, ха, глянь! Не иначе барка времен короля Дезмода! А большая, едри ее… Глянь,Геральт!

Лютик, конечно, преувеличивал. Вытянутый из воды клубокпрогнивших веревок, остатков сетей и водорослей был большой, но до барки временлегендарного короля ему было далеко. Бард распластал добычу на песке и началкопаться в ней мыском ботинка. В водорослях кишмя кишели пиявки, бокоплавы ималенькие рачки.

– Эй! Глянь, что я нашел!

Геральт, заинтересовавшись, подошел. Находка оказаласьщербатым глиняным кувшином, чем-то вроде двуручной амфоры, запутавшейся в сети,черной от сгнивших водорослей, колоний ручейников и улиток, покрытой вонючимилом.

– Ха! – гордо воскликнул Лютик. – Знаешь, чтоэто?

– А как же! Старый горшок.

– Ошибаешься, – возвестил трубадур, щепкойсоскребая с сосуда раковины и окаменевшую глину. – Это не что иное, какволшебный кувшин. Внутри сидит джинн, который исполнит три моих желания.

Ведьмак хохотнул.

– Смейся-смейся. – Лютик покончил с очисткой,наклонился и постучал по амфоре. – Слушай-ка, на пробке печать, а напечати волшебный знак.

– Какой? Покажи.