Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смарагд!
Меня опять повело, но в этот раз уже не от слабости, а от нахлынувших эмоций. Я сделала вид, что восстанавливаю равновесие, а сама украдкой схватила камешек. Судя по всему, прежде он красовался в подвеске, но Драган догадался снять его и вручить мне безо всяких звучащих лишних деталей.
Чтобы один мой зажатый кулачок не показался подозрительным, я сжала кулачки на обеих руках, якобы от волнения. Осталось только проверить, сгодится ли этот смарагд для дела…
Боги этого мира! Клянусь, я глубоко раскаюсь, что не верила в вас и вознесу вам хвалу, как полагается! Только, пожалуйста, молю, пусть у меня все получится! Спасите нас, и я обещаю, что всегда буду спасать тех, кто попросит меня о помощи!
Вандерия заговорила:
— Много лет назад меня назначили комендантшей этой крепости. Великая матерь Мэзавы доверила мне Утхад, и я приняла и полюбила его, как своего ребенка. Я все делала, чтобы защитить границы нашей страны и защитить вас, мои люди. Но я допустила ошибку, и тень упала на Утхад… С тяжелым сердцем и неизбывной болью в душе я объявляю, что мы лишились нашего лучшего всадника и самого сильного воина. Мы лишились щита, опоры и крыльев крепости. Мы лишились Вазрага.
То, как дрогнул голос Вандерии, меня не тронуло, но тронуло остальных. Одна из мэз сделала какой-то жест руками, и зал повторил за ней. В это время я лихорадочно размышляла, что сделать, чтобы оказаться около Вандерии и испытать на ней свои силы – если они, конечно, разбужены смарагдом.
— И мы лишились Кетнея, — раздалось вдруг. Это Драган, выступив вперед, на одной линии с нами, подал голос. — Утхад потерял мастера.
Никто не ожидал от него такого, в том числе я. Но никто не возмутился и не стал кричать на него за то, что он посмел что-то сказать, когда его мэза, очевидно, еще не закончила свою речь. Драган – правая рука Вандерии, ее голос, ее руки, ее глаза. Потому зал и промолчал. Слова Драгана воспринимались, как слова Вандерии, что саму Вандерию не могло не разозлить.
— Да, — после долгой паузы сказала она. — Мы лишились и Кетнея. Я не уберегла их. Моя вина в том, что они больше не с нами…
— Это не только ваша вина, моя мэза, — снова высказался Драган. — Это наша с вами общая вина. Вина всех, кто в этом зале.
— Если тебе есть, что сказать, Драган, мы тебя выслушаем, — процедила она. — Каждому скорбящему я дам слово. Но время для таких слов еще не настало.
— Самое время, — возразил он, и обратился к залу. — Я не могу больше молчать, братья. Вчерашний день стал для меня и для нас всех потрясением.
Его многие поддержали, и мэзе пришлось – наверняка скрипя зубами – прикрыть ротик и дать Драгану высказаться. Она же «добрая». Она же «справедливая». Она же «мамочка»…
— Вазраг был отменным воином и очень умелым всадником, — продолжил Драган. — Он много сделал для Утхада и окрестностей. Мы не боялись жить в приграничье, под боком у имперцев, зная, что нас охраняет Вазраг с другими всадниками и воинами. Все, кого он выучил и воспитал, все, кому он дал оружие и гуи – все люди сильные, надежные, преданные.
Вот эти слова понравились залу очень, и Драгана поддержали, захлопав ладонями по столам. Вандерия тоже поуспокоилась, и торжественно кивала теперь.
—… Неоспоримо, что Вазраг был силой Утхада. Но он был и нашим страхом.
Тихо. Стало очень тихо.
Даже у меня дыхание перехватило, чего уж говорить об остальных?
«Если он объявит при всех, что Вазраг пользовал мужчин, ему конец», — подумала я.
— Боги подарили ему немыслимую мощь, но не дали терпения. В гневе он был страшен. Все мы знаем, на что был способен рассерженный Вазраг… Кетнею не повезло оказаться под горячей рукой. Он был задушен, как котенок. А позже, при мне, Вазраг хотел убить Ирину.
— Имперскую дырку! — выкрикнул кто-то.
— Женщину! — возразил Драган. — Он хотел убить женщину, и не в первый раз! Неужели вы забыли, почему он был сослан за змеем?
Началось что-то невероятное: загрохотали кулаки по столам, зал заревел; закричали вперемешку о предательстве, о происках имперцев, всякую грязь обо мне и о том, что я с Кетнеем сделала. Те кто охранял нас, троих, окаянных имперцев, встали ближе, чтобы, если что, прикрыть и не дать растерзать, ведь терзать нас предполагалось после суда, который то ли начался, то ли не начался, то ли повернул в совсем неожиданную сторону…
Опередив Вандерию, Драган закричал:
— Вы можете убить меня, можете заставить замолчать, на куски разорвать, но, клянусь всеми богами, я не лгу и не злословлю! Вазрага боялись – да, боялись! – все мы его боялись, потому что он мнил себя хозяином Утхада. И вы, мэза, вы тоже его боялись, пусть и не хотели себе в этом признаться. Он убил вчера Кетнея, поправ законы богов и наши законы, и убил бы Ирину, если бы имперец его не остановил. Либо мы это признаем, либо будем прокляты. Все мы.
Сказав это, Драган раскинул руки в стороны, давая понять – теперь делайте со мной что угодно. Охранявшись нас молодцам пришлось спешно его прикрывать, потому как к нему устремились самые рассерженные, те самые друзья и воспитанники Вазрага. Настала такая суматоха, что мэзочки раскричались, а я, не теряя времени, юркнула вперед. Мужик, попытавший меня удержать, рухнул – это Треден схватил его за ногу. Понимая, что времени у меня практически нет, и что я могу выиграть только скоростью, я со всех ног рванула к возвышению.
— Держите ее! Держите!
В худобе есть свои плюсы – маневренность. Я не то, что поднялась, я практически вспрыгнула к Ванде и мэзам, при этом умудрившись не попасться в лапы тем мужланам, что кинулись за мной.
Мы оказались лицом к лицу с Вандерией. Ее голубые глаза, самая красивая часть ее лица, раскрылись широко, и я вошла через них, как через дверь, прямо в ее сознание.
Там царствовал страх.
Но раз уж я вошла, то теперь буду царствовать я...
Драган оказался прав: не Вандерия владела крепостью, и не она ей управляла. Власть давным-давно перешла Вазрагу, и строилась эта власть на страхе. Такой порядок подходил крепости, в которой живут одни мужчины; одна-единственная мэза важность имела только формальную. Если бы я тогда не подчинила Вандерию, она бы не смогла справиться с неуправляемой разогретой толпой. Во-первых, потому что испугалась до умопомрачения, во-вторых, потому что у нее больше не было Вазрага – человека, который был авторитетом для всех этих людей, и который мог приказать думать им, что белое это черное.