Добровольский по-старинному поклонился, и Володя посмотрелна него как на сумасшедшего, а потом перевел взгляд на девиц, мол, что этотакое за церемониймейстер выискался?!

Но разбираться было некогда, потому что бой, кажется, всеразгорался и разгорался, и вся компания друг за другом побежала к дерущимся наплощадке третьего этажа.

Там они сбились в кучу, не соображая, что нужно делать, итолько один Добровольский понимал. У него уже был опыт в подобного рода делах.

Изловчившись, он выдернул из куча-мала ничейную бабу Фиму ипередал ее на попечение неожиданно обретенного соседа Володи. Она лягалась ивырывалась, намереваясь продолжать драку, но Володя не позволял, уворачивалсяот ее ляганий и хохотал во все горло. Люба не давалась совершенно, иДобровольский вывел за линию огня писателя – схватил его сзади за волосы,собранные в хвост, и оттащил к двери. У того была разбита губа и борода сильноповыдергана. Павел Петрович зачем-то повесил на шею мобильный телефон надлинном шнурке, как это любят студенты и школьники, и теперь мобильник неудобноболтался, цеплялся за дерущихся, но Добровольский его не убирал.

Теперь дрались только Люба с плановиком, и Люба одерживалаверх. Оттащить их друг от друга никак не получалось.

– Брейк! – вдруг гаркнул Добровольский так, что от дальнейстены отвалился изрядный пласт штукатурки. – Стоять!

Плановика и Любу шатнуло в разные стороны. Красин вытаращилглаза, а гадалка облокотилась о стену и взялась за сердце.

– Сил моих нет, – простонала она, обвела всех безумнымвзором, нашла литератора и из последних сил потянулась, чтобы вцепиться ему вгорло, – он дом чуть не подвзорвал!… В милицию его, в милицию звоните!…

– Да что случилось? – растерянно спросила Люсинда. – Чтотакое-то?

– А то, что он всех взрывал! – крикнула Люба и ткнула в Женюпальцем. – Я сама, сама слыхала! Они возле моей двери сговаривались! Покойникговорит – я тебе денег дам, а ты по адресу доставишь! А этот ему – далекобольно! А покойник – ну, тогда я накину, езжай, сынок, езжай, ты ж, говорит, вармии сапером служил, все понимать должен! А этот хрен кивнул так и пошел, ипошел!

Люба перевела дух.

Все молчали.

– А когда взорвалось, я сопоставила все и поняла –покойник-то бомбы доставлял, а этот помогал ему! А ты думаешь, я дура, что ли?!Когда сначала про саперов разговаривают, а потом в доме взрыв гремит! Это какпонимать?! Это только так понимать, что ты и есть бомбист!

– Ой, черт побери, – сказал Володя и выпустил ничейнуюбабку. – Кино про террористов!

– Когда вы слышали это, Люба? – спросил Добровольский.

– Да откуда ж я запомню?! Только все равно понятно, раз онсапер и тот к нему с порученьями, то ясно, чем он занимался!

– Когда? – повторил Добровольский.

– Да в сочельник, когда, когда!

– То есть еще в прошлом году?

– Да как в прошлом-то, когда в этом?! Перед Рождеством,говорю же!

– Ах да, – сказал Добровольский. – В этой стране Новый годперед Рождеством! Как же это я забыл? И до сих пор вы не известили власти освоих подозрениях?

– Так не было подозрений, пока не бабахнуло! – закричалаЛюба. – Не было! Это уж когда бабахнуло, я сопоставила! А этот, – и она опятьткнула в Женю, – этот гад ему материал подвозил и готовый продукт увозил!

– Да ничего я не делал! – заверещал классик. – Я просто так!Я же не знал!

– Так, – сказал Добровольский и мимоходом подумал, чтотеперь обязательно сойдет с ума. – Какие поручения Племянникова вы выполняли?

– Я не выполнял! То есть я выполнял, но это так,несерьезно!…

– Еще раз. Какие поручения Племянникова вы выполняли?

– Да никакие! Ну, возил пакеты!

Он все прикладывал руку к разбитой губе, отнимал ее и сотчаянием смотрел на пятна крови на пальцах.

– Какие пакеты? Куда возили?

– Да не знаю! Куда он говорил, туда я и возил, а тамзабирали! На Волгоградский возил! В Шереметьево, там ко мне таксист подходил!Дядя Гоша говорил, что ему самому трудно, он детали всякие на заводе вытачивалдля людей и просил отвезти!

– Отвезти! – опять закричала Люба. – Ты дом хотелподвзорвать!

– Я не хотел! Я не взрывал! Я не знаю ничего! Это все они,призраки из романа! – Тут он закрыл лицо руками и понес уж такую околесицу, чтоникто не захотел слушать.

– Дурдом, – сформулировал жизнерадостный Володя, – хорошохоть, что я съезжаю. Всем пока!

И как ни в чем не бывало стал спускаться по лестнице. Жильцысмотрели ему вслед.

– Эва какой! – сказала баба Фима и изобразила, как онспускается. – Гоголь-моголь!

– В милицию надо звонить! – простонала Люба, обессиленнаяпереживаниями и дракой. – Пусть он за свои деяния ответит, а мы свяжемтеррористам руки!

– Значит, так, – подытожил Добровольский. – Звонить никудане будем. Все расходятся по домам, и никто, – тут он повернулся к Любе, –никуда не звонит!

– Да его хватать нужно!

– Схватят, – загадочно пообещал Добровольский, – когда надобудет! Это ясно?

– Позвольте, – заговорил Владлен Филиппович и застегнулзамочек на своем портфеле, – позвольте не согласиться! Произошел пренеприятнейшийинцидент и, так сказать, драка в полном объеме этого выражения. Мы должнынемедленно сообщить в милицию или хотя бы вызвать участкового.

– Стоп, – сказал Добровольский таким тоном, что невозможнобыло ослушаться. – Я говорю, что все будет сообщено в свое время. Убедительнопрошу всех разойтись.

Красин пожал плечами, перехватил свой портфель, которыйникак не застегивался, и стал спускаться вниз. И бабка увязалась за ним, и ониеще о чем-то говорили недовольными голосами.

– Хорошо, – сказал Добровольский, проводив их взглядом. –Так. Женя, кто пришел к вам первый?

– А?

– Кому вы открыли дверь?

Классик подумал. В пылу сражения он уже об этом позабыл.

– А… да эта тетка безумная пришла и сказала, что я… я…террорист, а я, ей-богу, только возил, я же не знал!… И вообще я писатель,понимаете?

– Понимаю. Кто пришел следом за ней?

– А… Владлен Филиппович. Дальше я не помню, потому что оникинулись на меня и…

Он всхлипнул.

– Крепитесь, – проникновенно произнес Добровольский иучастливо пожал его худосочное плечо.