не представляете себе, какую вы оказали мне услугу! До чего же вы молодец! Я напишу личную благодарность на имя вашего начальника. И сообщу об этом руководству. Спасибо вам большое!

– Возьмите адрес у администратора, поезжайте и заберите список машин, фамилии владельцев и адреса, где эти машины останавливались.

Капитан взял оставленный для него Раклиным адрес и вышел из гостиницы…

Поздним вечером в гостиницу к Рыбалко приехали Маркуша и Карпов, усталые и голодные. Они не производили впечатления довольных проделанной работой, скорее наоборот – их преследовали неудачи. Сам Рыбалко только что вернулся из КГБ, где встречался с Лазаревым. То, что он узнал от него, зачеркивало все его усилия по розыску.

– Буду краток: у нас большой интерес к Паршину, думаю, мы заберем у тебя все дело. Ты подготовь развернутую справку, дай свои соображения, мы посовещаемся и решим. Паршин – это далеко не Паршин. Настоящий Паршин погиб в концлагере, родных у него нет, уже умерли. Есть племянница, но она не помнит своего дядю. Имеется фотография довоенная, правда, старенькая, но далека от оригинала лже-Паршина. Спасибо тебе за проделанную работу. Все это только начало. И убийство Паршина теперь выглядит в другом свете, – заключил Лазарев.

– Итак, ребятки, настало время нашего прощания! – сказал капитан своим помощникам.

– Как так? – воскликнули оба одновременно.

– Дело наше такое, что заинтересовался им Комитет государственной безопасности.

– Значит, Шкет?.. – начал было Маркуша.

– Шкет был сбоку припеку. Волгоградская жертва – вот кто представляет интерес. Но мы с вами должны сделать какие-то выводы. Кого мы имеем из числа подозреваемых?

– Это же ясно: Рябов, Альпер и Саблин, – сказал Карпов. – Только Саблина я сразу исключаю. Этот не может быть убийцей!

– А Рябов, по-твоему, может? – возразил Маркуша.

– Если подходить эмоционально, то остается только Альпер, – заключил Рыбалко. – Говорите прямо: Альпер убил Шкета или нет?

Все молчали, капитан прошелся по комнате и остановился перед Карповым. – Машина Саблина в этот период была в Сочи. – Капитан перешел к Маркуше, и, остановившись перед ним, сказал:

– Машина Рябова тоже была там в интересующий нас период, место стоянки лейтенант Раклин обнаружил. Она несколько раз выезжала и даже отсутствовала два раза по два дня, как раз в тот период, когда убили Шкета. Так что твой «патриот» остается в силе, как подозреваемый убийца.

Он снова прошелся по комнате и, глядя в пол, продолжал:

– Альпер – порядочный прохвост, КГБ свое дело сделает, имеет прямое отношение ко времени убийства Шкета. Пользовался своей машиной, не всегда Геля бывала с ним. Первых два дня в Сочи, по крайней мере, были вне поля зрения. Тут все ясно, остается неясным только мотив первого и второго убийства. А мотив может быть ключом к раскрытию преступления и дорогой к убийце. Мы свое дело сделали, и сделали как надо. В общем, мавр сделал свое дело. На сегодня намечается одно мероприятие: даю банкет в вашу честь. Умывайтесь, приводите себя в божеский вид и идем в ресторан, столик я уже заказал. Будем гулять, завтра я уезжаю.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

II

Его большая война

Записки журналиста

«То, о чем я буду рассказывать, почти все правда, потому что частью этой правды был я сам. Герои? У них другие имена, а все, что они совершали в годы войны, их подвиги – это было настоящее, то, что они считали просто своей войной, и для каждого из них это была его большая война. Кто-то может найти сходство со своей судьбой, и такое может быть. Говорят, в мире существует по семь двойников, а уж боевые сражения порой похожи между собой как братья-близнецы. Отрицательным героям в этом повествовании проще, они сразу себя узнают, но и их имена здесь звучат по-другому, ведь могут быть и претензии. Мол, была амнистия и мы теперь такие же чистенькие, как и все.

Я до сих пор не могу ответить на вопрос: зачем я влез в эту историю и шаг за шагом распутывал клубок человеческих судеб? Очевидно, хотелось докопаться до правды, чтобы поставить героев на свои места, а подонков там, где и положено подонкам. Может быть, проще было выдавать героические эпизоды из прошлого? Конечно, проще, только история распоряжается всем помимо нашей воли. Поэтому и начну все с самого себя, а дальше будет видно.

Как я стал журналистом? Никто в детстве не мечтает им быть, не играет в журналиста. Интересно, а как можно было бы играть в журналиста? В вора, в сыщика – да, а как в мою профессию? Одни учатся на факультете журналистики и потом называют себя журналистами. А я там не учился. Я просто начал писать, сам мысленно представлял картины и описывал их, говорил за людей, которых видел, а потом, со временем, они сами стали у меня говорить. Мать считает, что у меня божий дар, божья искра. А я думаю, что все так могут, только им лень заниматься таким «пустым» делом. Люди стали настолько рациональны, что ничего писать не будут, если им не заплатят. Иногда меня спрашивают, много ли я получаю. Я честно говорю, что до зарплаты не всегда хватает. Не верят, считают, что гонорары у нас баснословные. А я иногда сижу за машинкой часами, хотя знаю, что никто никогда у меня это не купит и не опубликует. Спустя годы перечитываю и приятно удивляюсь, откуда пришла такая мысль, как она оформилась в эпизод.

Наверно, в это дело я влез потому, что захотелось острых ощущений. Наш Главный – либерал и сторонник творческой инициативы, поэтому я себе и позволил искать, копать, писать, но не в ущерб делу, за которое мне выплачивают зарплату. И самое ценное, чго я получил, занимаясь этим хлопотным делом, – это знания о людях, замечательных людях, которых я узнал, разъезжая по стране и за рубежом. Меня поражала их фантастическая скромность: они не умеют оценивать собственные поступки. Рискуя жизнью во время войны, не видят в этом ничего особенного. Порой даже не хотят вспоминать. И тогда требуется подлинное искусство журналиста, чтобы получить от них то, что необходимо. Вот таким был для меня Филипп Максимович Саблин…»

В то утро Виктор встал рано. Не то что ему надо было, а так уж получилось, проснулся и не смог заснуть. Он сел на край кровати, опустил привычно ноги на пол, сразу попав ими в шлепанцы, и поглядел в большое круглое зеркало, висевшее на стене напротив. Вид ему не понравился: помятое со сна лицо с отпечатками от подушки на щеке и припухшими глазами.