– Иначе я не смогу обрести счастье, – исступленно шептала Алина, поджидая соперницу. – Я должна освободиться от этих пут... должна сбросить этот ужасный груз! Пусть теперь она, которая увела у меня Анатолия, несет всю тяжесть вины.

Она не простила Глорию даже после того, как Зебровича не стало. Ведь Алина не могла называть себя вдовой, не могла носить траур по нему! Вместо этого она называла себя невестой и подбирала белое платье... Глория отняла у нее все: не только возможность быть счастливой, но и открыто выражать свою скорбь. Существует ли что-либо мучительнее?

Она с трудом успокоилась, похвалив себя за то, что пришла в сквер на полчаса раньше, достала из сумочки пудреницу и привела лицо в порядок. Весна не тешила ее. Наоборот, благоуханное цветение природы напоминало Алине о том, что в душе ее царит зима. Холод, ветер, колючий снег...

Она нервно прохаживалась по скверу, выглядывая, не идет ли Глория. Наконец-то!.. В солнечной дымке показалась стройная фигура в черном. Вдова шагала раскованно, как на подиуме... словно демонстрируя безупречный стиль траурного наряда.

Дамы обменялись сухими приветствиями. В аллее, в нескольких метрах позади Глории, маячил ее охранник.

– Боишься меня? – фыркнула Алина.

– Просто так положено...

– Ну да, ну да! Ты же теперь богатая наследница!

Глория поправила шелковый шарф и кашлянула. Алина была инициатором встречи, ей и начинать разговор.

– Покупаешь у нас дом? В память о Паше?

– Пока думаю.

– Денег жалко? – Лицо Алины исказила кривая усмешка. – Может, тебе даром отдать?

Глория проигнорировала ее колкость. Она не намеревалась вступать в перепалку.

– У вас там погреб был... или вы сами рыли?

– Погреб? Конечно, был! В деревне без погреба никак. Кстати, брат сам углублял... а Толик ему помогал. Тогда они еще были не разлей вода. Хотя ты и стояла между ними.

– Побойся бога! Тебя послушать, так все беды из-за меня!

Алина, продолжая криво усмехаться, смерила ее уничтожающим взглядом.

– Ты говорила о письме от Павла... Это правда? Можешь его показать?

– Повторяю, нет... Оно исчезло.

– А почерк... Ты узнала его почерк?

– Текст был напечатан... Вероятно, на принтере.

– Что за текст? Что он тебе мог написать? Господи... – Алина провела рукой по лбу. – Бред какой-то...

Ее глаза были красными и припухшими, макияж серьезно пострадал и являл собой жалкое зрелище. Глория старалась не показывать своего волнения. Обе предусмотрительно надели темные очки.

– Паша пригласил меня... на свидание... в Прокудинке...

– На свидание?

– Да... я поехала, однако...

– Его там не оказалось? – нетерпеливо спросила Алина. – Еще бы! По-моему, ты перегибаешь палку. Придумала ахинею, в которую поверит только псих!

– Зачем мне придумывать?

– Разве тебя поймешь? Ты же у нас вся из себя загадочная! У тебя вообще-то есть совесть? Или ты из породы непробиваемых?

– Ты за этим меня позвала? – не выдержала Глория. – Чтобы оскорблять?

– Я ничего оскорбительного еще не сказала... Хотя ты заслуживаешь! Из-за тебя погиб мой брат... а теперь ты мужа на тот свет спровадила... и ходишь как ни в чем не бывало, живешь, дышишь... сексом небось занимаешься... со своим охранником. Вон он, как верный пес, глаз с тебя не спускает!

– Замолчи...

– А ты мне рот не затыкай! Ты кто такая?!

Глория могла бы повернуться и уйти, но отчего-то медлила. Она могла вообще отказаться от этой встречи... но отчего-то пришла. Она поймала себя на том, что ждет от Алины каких-то важных слов, которые та непременно произнесет... вот сейчас, сию минуту...

– Они не могли тебя поделить! – с отчаянием в голосе выпалила Алина. – Тогда, пять лет назад... той зимой, они поругались из-за тебя! Пашка не знал, что я дома... и привел к нам Толика. Они оба были на взводе, кричали друг на друга. Я думала, они подерутся... но до этого не дошло.

Она так много раз представляла себе этот разговор с Глорией, что слов подбирать не приходилось.

– Они сцепились, как два бешеных волка! Я должна была быть на работе... но у меня внезапно поднялась температура, и я вернулась, прилегла у себя в спальне. Пашка с Толиком были такие взвинченные, что даже не обратили внимания на мои вещи в прихожей. Я задремала, но меня разбудили их голоса. Как они ругались, если бы ты слышала! Я не помню брата таким... и Толика тоже...

– Погоди... – остановила ее Глория. – С чего ты взяла, будто они ссорились из-за меня?

– А из-за кого же? Они обожали тебя, боготворили. Пашка сказал: «Я готов отказаться от нее... она слишком опасна для нас...» Но Толик горой стоял за тебя! Он спорил с братом, потом уговаривал его... умолял даже...

– О чем умолял?

Алина пропустила ее вопрос мимо ушей и продолжала:

– Паша сказал: «Она нас погубит!» Он как в воду глядел! Как в воду! Ты погубила их обоих... Их больше нет! А ты живешь... дрянь! Проклятая сучка!

Глория с трудом держала себя в руках. Слова Алины не столько обидели ее, сколько взволновали. Она могла бы поклясться, что ссора между Пашкой и Толиком произошла не из-за нее! Но из-за кого же?

– У тебя была высокая температура... – осторожно возразила она. – Тебе могло показаться...

– Скажи еще, что я бредила! – взвилась Алина. – Ну, давай оправдывайся! Отмазывайся, как ты умеешь! После той ужасной ссоры я больше не видела их вместе... а потом... Паша поехал на ту чертову рыбалку! И утонул. Он покончил с собой... Только так он мог отказаться от тебя... уступить тебя другу...

* * *

Лавров вышел от эксперта-криминалиста в самом дурном расположении духа. Его опасения оправдались. Взятые из дома в Прокудинке вещдоки прямо указывали на...

– Не может быть, – процедил он сквозь зубы.

В квалификации эксперта сомневаться не приходилось. Лавров знал его не первый год, и тот до сих пор не подводил. Ради суммы, предложенной Лавровым, он сделал все необходимые исследования вне очереди.

Теперь пресловутое «письмо с того света» уже не казалось выдумкой Глории. Тот, кто назначил ей свидание в доме Нефедовых, вполне мог прикинуться оборотнем и ударить знахарку по голове. Одного начальник охраны никак не понимал: зачем такие ухищрения? Чего добивается сей господин?

Обремененный тяжкими мыслями, Лавров не замечал майского солнца, расцветающей сирени, не чувствовал внутреннего подъема. Он прошелся по улице до открытого кафе и сел за столик. Здесь он и дождется Глорию.

Официантка в кружевном фартучке принесла ему две чашки кофе и тарелку с пирожными. Но Лавров равнодушно взирал на сладости. Сейчас ему кусок в горло не полезет.