себе такого наглого высокомерия и необузданного властолюбия, как представители римской курии.

– Вы тоже смелый человек, герр бургомистр. Вы не боитесь высказываться подобным образом о Риме? – улыбнулся Жан.

– О нет! Чего бояться, когда сейчас все говорят об этом на каждом углу. Подождите, вот ослабеют холода, тогда наш город зажужжит, как растревоженный рой пчел в улье! Каждый наш горожанин, даже распоследний нищий, имеет свое собственное суждение о религии и необходимых изменениях в порядке устройства Церкви. Дошло до того, что бесконечные дискуссии о вере стали мешать деловой жизни города, – бургомистр недовольно покачал головой. – Именно поэтому мы решили пригласить к нам сведущих в вере людей, умеющих проповедовать, дабы они успокоили бушующие у нас страсти и привели верующих к согласию. В числе прочих проповедников нам рекомендовали и вас, герр Жан. Скажу честно, ваше имя ничего нам не говорило, а ваша молодость внушала опасения в успехе предстоящей вам деятельности. Скажу вам еще, столь же откровенно, что мы ждали более опытных и солидных проповедников. Но уже при первой нашей встрече вы произвели благоприятное впечатление на Городской Совет, и он дал мне право привлечь вас к указанной деятельности. Я сообщаю вам, что отныне вы можете проповедовать в нашем городе, – торжественно произнес бургомистр.

– Благодарю вас, герр бургомистр, – склонил голову Жан.

– Но помните об осторожности и осмотрительности. Нам не нужны конфликты со Святейшим Папой. Хорошо бы, если бы вам удалось ослабить у нас влияние римской курии, но без конфликта с ней. Наша главная задача – восстановить деловую активность нашего города, в результате чего должны увеличиться доходы горожан, а значит, и городской казны. Не забывайте об этой нашей главной задаче, герр Жан.

– Я понял вас, герр бургомистр.

– Приятно беседовать с таким разумным и учтивым молодым человеком. Вы – француз?

– Да, герр бургомистр.

– Это хорошо, что вы француз, – довольно сказал бургомистр. – У нас, немцев, есть основательность, но не хватает изящества и легкости, свойственной французам. Основательность, однако, тоже неплохо. Вы должны будете учесть, что среди тех, кто станет слушать ваши проповеди, большинство будут немцы. Их трудно убедить поверхностными рассуждениями, ваши доводы должны быть столь же основательными, как основательны наши добрые бюргеры. Впрочем, немец любит и пошутить; немцы ценят славную шутку не меньше, чем ваши французы. Учтите все это, герр Жан.

– Я учту, герр бургомистр.

– Помните, решение вопросов веры без конфликта со Святейшим Папой, восстановление порядка в городе и, как следствие, возрастание деловой активности горожан и увеличение доходов городской казны, – вот цель вашей деятельности. В зависимости от того, удастся ли вам ее достичь, мы будем судить о вас.

– Я прекрасно вас понял, герр бургомистр.

– Приятный молодой человек, – сказал себе бургомистр. – Что же, я вас более не задерживаю.

Жан встал и низко поклонился ему.

– Благодарю вас за доверие, герр бургомистр.

– Приятный молодой человек, – повторил бургомистр.

Прозвучавшее слово

Ульрих

– Трактирщик! Пива!

– Пива больше нет.

– Как это – нет пива? Говорят тебе, подай нам пива!

– А я говорю вам, что пива больше нет.

– Как это может быть, чтобы в трактире не было пива? Живо подай нам пива, мошенник!

– Вы выпили последний бочонок, который у меня был. Пива больше нет.

– Вот те раз! Ты думаешь, что нам на двоих достаточно одного бочонка? Да я один могу выпить целую бочку!

– Я и не сомневаюсь, судя по той скорости, с которой вы пьете. Но пива больше нет: все пивоварни в городе позакрывались, а крестьяне боятся к нам ехать. Чума, господа, чума, – или вы забыли?

– Ну, так что же? Или во время чумы человека не мучает жажда, или ему не надо промочить горло? Чума не может отменить ни пива, ни колбасок, ни окорока, ни соленого гороха. Тот, кто умер, тот, конечно, ничего этого уже не хочет, но мы-то живы, дьявол меня забери, и, стало быть, хотим пить и есть.

– Веселые господа! И чума вам нипочем! Но пива больше нет, и съестные припасы у меня закончились. Сплошное разорение… Так что, будьте любезны, идите домой, я закрываю трактир.

– Э-хе-хе, вот беда! Если закроются все трактиры, если в городе не останется никакой выпивки, то и впрямь помереть можно. Водой, ведь, не напьешься, к тому же она вредна для утробы, а нет ничего хуже, чем оставить брюхо в сухости. Сухие кишки тут же начинают слипаться и препятствуют нормальному кровообращению; кровь идет вспять и ударяет в голову, отчего человек сходит с ума или умирает. Поэтому-то все трезвенники – сумасшедшие. Я еще не встречал ни одного непьющего, который сохранил бы здравый рассудок. Поверь мне, трактирщик, трезвость во сто крат страшнее чумы. Я читал когда-то Гиппократа и Авиценну, и они в один голос говорят: хочешь погубить свое здоровье – не пей вина!

– Веселые господа, спаси вас Бог! Ну, идите, идите, я закрываю…

Якоб и Иоганн вышли на улицу. Мимо них проехала погребальная телега, наполненная мертвыми телами. «Выносите ваших умерших! Выносите ваших умерших!», – раздавался загробный голос возницы.

– Отмучились, сердешные, – сказал Якоб, с жалостью глядя на покойников.

– Однако каждый из них согласился бы мучиться и дальше, чем без забот лежать на кладбище, – возразил Иоганн. – А ты что бы предпочел: успокоиться навек или продолжать свою беспокойную жизнь?

– Не знаю, брат Иоганн. Иной раз так, а иной раз эдак.

– Угу, я вижу, как эдак! Еще в монастыре ты каждый день стонал, что лучше бы тебе умереть, чем так мучиться, но ты не умер. Когда же мы ушли из монастыря – между прочим, ты первый порывался уйти, – и скитались по стране, нищенствуя, ты каждый час повторял, что лучше бы тебе умереть, но ты не умер. А когда мы пришли сюда без гроша в кармане, не имели крыши над головой и куска хлеба, ты твердил уже не переставая, что лучше бы тебе умереть, – но ты не умер! И вот, что я тебе скажу, брат Якоб: твои стенания о смерти нужны тебе только для того, чтобы усилить вкус жизни. Они – как соль, как приправа для пищи; без них еда пресная, но, с другой стороны, кому нужна приправа без еды?

– Ох, брат Иоганн, чему тут удивляться, я так люблю поесть! А в загробном мире что за еда? Дадут ли мне там сочного жареного мяса на сахарной косточке, рыбы, запеченной в тесте с луком и пряностями, омлета с поджаристыми сосисками, сыром и гренками, пышных пирожков с яблоками, с вишнями и