смогут сохранить свою диаспоральную идентичность без «родины»? Может ли Белосток снова стать центром еврейской жизни? И еще один типичный вопрос, с которым евреи сталкивались на протяжении веков, хотя в этой ситуации он был сосредоточен на Белостоке: как эмигранты смогут культивировать диаспорическое сообщество без какой-либо четкой территориальной сплоченности? Как мы увидим в следующей главе, эти вопросы обострялись и становились более сложными, по мере того как сообщество начало восстанавливаться и перестраиваться в годы после Второй мировой войны.

Глава 5

Смещение центров, конфликты благотворителей

Перестройка, перемещение и память о еврейском Белостоке в эпоху после Холокоста

Когда пятьдесят пять представителей белостокских евреев со всего мира 20 августа 1949 года собрались в Нью-Йорке на третью Всемирную Белостокскую конференцию, настроение было одновременно ликующим и тревожным. Перед ними стояла задача сформулировать новые стратегии решения мрачной судьбы евреев, которые пережили войну, вернулись в Белосток и хотели начать там жизнь заново. В метаниях между неверием и ужасом эта международная группа пыталась спасти то, что осталось от мира, который они когда-то знали. Но кроме того, они хотели ответить на более глубокий экзистенциальный вопрос: что значит быть «белостокцем», если еврейского Белостока больше не существовало? Пока участники пытались разобраться с реалиями послевоенной Польши, «вся конференция, – как вспоминал один из них позже, – приобрела вид одной большой великолепной и энергичной демонстрации белостокского упрямства (бялыстокер акшонес)… [и] мужества»[795]. Несмотря на поразительное событие – формирование нового Еврейского государства на мифической родине евреев, некоторые члены этой рассеянной еврейской общины мигрантов не могли себе представить, что способны ощутить преданность какой-либо родине, кроме своего бывшего дома в Польше.

Первоначальные ликование и атмосфера общей цели конференции были быстро забыты, поскольку собравшиеся отчаянно спорили, захваченные трясиной эмоциональных, экзистенциальных и геополитических проблем, поднятых катастрофической трагедией Второй мировой войны и практически одновременным основанием государства Израиль. В то время как ученые и популярные авторы раз за разом исследуют отношения диаспоральных групп к своим бывшим домам и по-прежнему погружены в проблему памяти о Холокосте, лишь немногие из них обратили пристальное внимание на болезненные дебаты, которые бушевали во многих восточноевропейских еврейских региональных группах после Второй мировой войны[796]. Оплакивая судьбу еврейского Белостока, рассеянные по миру белостокские евреи немедленно отправили деньги на восстановление своего бывшего дома, что являлось обычным ответом восточноевропейских евреев на потрясения, редко обсуждаемым исследователями послевоенной эпохи[797]. Переход к поддержке Израиля в 1950-х годах должен рассматриваться как часть сложной международной матрицы событий, которые произошли в то время, когда стойкий польский антисемитизм подорвал надежды на возобновление еврейской жизни в Польше. К 1950-м годам создание пространств – как физических, так и литературных – для «свидетельства» о великом наследии еврейского Белостока стало негласной миссией, которая сплотила воедино это разбросанное сообщество. Но растущие разногласия среди белостокских евреев по поводу того, как адекватно проецировать в мир наследие своего бывшего дома, в конечном итоге разорвали связи этой транснациональной еврейской общины[798].

В отличие от других групп диаспоры, рассеянное сообщество белостокских евреев воспринимало свои связи безнадежно поврежденными, а не скрепленными травмой войны, что ярко иллюстрирует заключительный компромисс Всемирной Белостокской конференции 1949 года. Не имея возможности сплотить всех участников вокруг одного проекта, конференция взяла на себя задачу сбора денег на возведение «города Белосток» в Израиле и создание литературных проектов, которые «передадут золотое наследие Белостока» грядущим поколениям «детей и детей детей» (соф колха-дойрес)[799]. Продолжающаяся настойчивая привязанность одного малого фрагмента восточноевропейской еврейской диаспоры к региону своего происхождения эхом отозвалась по всему большому еврейскому миру, демонстрируя, почему укрепление Израиля, по словам Деборы Дэш Мур, «доказанное и восхваляемое как компонент еврейской идентичности» в послевоенный период «вовсе не было неизбежным»[800]. Как мы увидим на следующих страницах, крушение еврейской общинной жизни восходило еще ко временам Белостока и, вероятно, было результатом послевоенного антисемитского насилия, доминирования сионистских лидеров в польской еврейской жизни и умелых переговоров евреев в Австралии, которые получили визы для своих бывших соотечественников, что привело к массовой волне эмиграции[801]. Непреклонные «патриоты» в рассеянной еврейской иммигрантской общине Белостока больше не могли использовать апокалиптические и пророческие слова, чтобы призвать соотечественников восстановить Белосток в условиях, когда большинство белостокских евреев предпочитали жить в Австралии или Израиле.

Когда евреи Белостока переместили фокус своей благотворительности из Польши в Израиль, Израиль в их деятельности занял место Восточной Европы и стал обеспечивать содержание и выражение их еврейской идентичности. Тогда Bialystoker Stimme стал засыпать своих читателей рекламой о покупке кирпичей и облигаций для Израиля. Конечно, некоторые члены рассеянного сообщества проявили иной подход к своему бывшему дому: они, казалось, меньше заботились о его долгосрочном наследии, чем о приобретении личной власти и престижа посредством филантропии. Однако многочисленные дискуссии о «наиболее ценном способе» расходования «белостокских» благотворительных долларов наглядно показывают, как настроения межвоенного периода в отношении восстановления Белостока повлияли на восприятие членами белостокской еврейской диаспоры своих отношений с новым государством Израиль и их благотворительных усилий во имя него. Пока белостокские евреи и их дети посылали деньги Израилю, самопровозглашенной «родине», на которой немногие осмелились бы жить, действия и риторика этих евреев ясно свидетельствовали о том, как пути расселения евреев и попытки сохранить связи с Восточной Европой в первой половине XX века сформировали понимание, действия и практику исторической диаспоральной привязанности к Еврейскому государству у них и их потомков (которые составили подавляющее большинство евреев на Западе).

Разрушение еврейского Белостока в 1939–1943 годы

Отход от восприятия Белостока как еврейской родины не произошел бы, если бы этот мир не был полностью разрушен в ходе Второй мировой войны. Как и многие города Восточной Польши, Белосток не сразу попал в руки нацистов; он был аннексирован Советским Союзом в сентябре 1939 года в рамках Советско-германского пакта о ненападении[802]. Поскольку советское правление считалось менее угрожающим, чем власть нацистской Германии, Белосток стал приютом для еврейских беженцев из оккупированных нацистами Лодзи и Варшавы. Через железнодорожную станцию Малкиня, главную артерию на линии Варшава – Вильнюс, ежедневно проходили тысячи евреев. Заполняя небольшие гостиницы возле вокзала, многие останавливались там на несколько дней, прокладывая дальнейший маршрут к другим городам и родственникам, не охваченным нацистским террором[803]. Не имея возможности завершить такой путь, некоторые остались в Белостоке, в результате чего еврейское население города выросло со 107 000 человек в 1938 году до более чем 250 000 к декабрю 1939 года[804].

Учитывая, что мир