уже вызвал массовую волну еврейской эмиграции из Польши. Новые лидеры польской еврейской общины, которые в подавляющем большинстве разделяли сионистскую политическую ориентацию Датнера, приняли идеологию эмиграции (особенно в Палестину) как единственный путь решения еврейских проблем в Польше[848].

Илл. 35. Ученики еврейской школы, основанной в Белостоке в 1946 года, около 1949 года. Из архива Института иудаики YIVO, Нью-Йорк

В 1947 году Датнер и другие лидеры Белостокского еврейского комитета резко изменили свою политику: они больше не просили финансовую поддержку на возобновление общины в Белостоке, теперь им, скорее, нужна была помощь в получении виз. Переселение за границу стало срочной процедурой[849]. Как утверждал Датнер, зачем нужен мемориал в Белостоке, если там не будет евреев, которые могли бы скорбеть перед ним? Написав письмо протеста редактору Bialystoker Stimme, члены Белостокского еврейского комитета выступили против предоставления огромных сумм, отправленных в Белосток на строительство мемориала погибшим[850]. Вместо этого лидеры Комитета призвали благотворителей собрать средства на строительство поселения Белосток в Палестине, куда белостокские евреи могли бы переселиться и там построить мемориал, который все могли бы посещать[851]. Как совершенно ясно показали призывы Датнера, некогда убежденного главы белостокской еврейской общины, Белосток уже никогда не станет важным центром еврейской жизни.

Белостокский центр в Австралии и усилия по переселению еврейского Белостока

Евреи Белостока в Австралии были первыми, кто предпринял действия в ответ на призывы, исходящие из Польши, сподвигнув большую белостокскую диаспору принять эмиграцию как ответ на проблемы послевоенного времени. Согласившись с программой польских еврейских лидеров, Лео Финк, Майкл Питт и Авраам Збар, лидеры белостокской эмигрантской общины в Мельбурне начали активно обращаться в австралийское правительство с просьбами в получении виз и призывать к финансированию такого переселения своих американских «кузенов». Их стремление к достижению этих целей, как политических, так и филантропических, выявило огромные трудности, связанные с восточноевропейской еврейской миграцией в послевоенном мире, сформированном общей истерией против беженцев: не только было чрезвычайно трудно получить визы, но и правительства не предлагали никакой финансовой поддержки для приема и адаптации иммигрантов. В Австралии спонсоры беженцев несли всю ответственность за их прибытие и интеграцию, а это на практике означало, что еврейской общине придется платить не только за проезд беженцев, но и за их проживание в течение первого времени.

Игнорируя финансовые препятствия, Лео Финк, прибывший в Австралию в 1928 году, успешно провел переговоры с Артуром Колдуэллом, австралийским министром по делам иммиграции, добившись в 1946 году получения шестисот виз для польских евреев[852]. Преодолевая открытое сопротивление еврейский иммиграции со стороны австралийского правительства, Финк выступил с оригинальным заявлением, что все еврейские беженцы являются его родственниками, что позволяло им въехать в страну по программе воссоединения семей[853]. Но переговоры с Колдуэллом заставили Финка осознать болезненную обеспокоенность правительства возможной волной миграции и его скрытый антисемитизм. Опасаясь, что измученные, с трудом выжившие люди станут иждивенцами государства, Финк основал Объединенный еврейский фонд помощи – организацию, почти полностью финансируемую базирующимся в Нью-Йорке Объединенным распределительным комитетом «Джойнт», который оказывал поддержку новоприбывшим в Австралию еврейским иммигрантам[854].

Совместные действия Финка и «Джойнта» подчеркивают редко обсуждаемую роль, которую американское еврейство сыграло в поселении еврейских беженцев в Австралии в послевоенную эпоху[855]. Вполне реалистично оценивая туманные перспективы массового переселения еврейских беженцев в Соединенные Штаты, когда в Конгрессе бушевали страсти по поводу Закона о перемещенных лицах, американские еврейские благотворительные организации, такие как «Джойнт» и Общество помощи еврейской иммиграции, тайно объединили усилия с австралийскими еврейскими лидерами для разработки того, что стало известно как «Австралийский иммиграционный проект». Эта программа не только оплатила переезд и адаптацию более 25 000 польских евреев, но и произвела демографическую революцию: численность австралийского еврейства удвоилась: с 27 000 евреев в 1936 году до более чем 54 000 к 1954 году.

Создание и рост Белостокского центра в Мельбурне прекрасно иллюстрирует ту неотъемлемую роль, которую американские евреи и их деньги сыграли в демографической и институциональной экспансии австралийского еврейства. Чтобы гарантировать, что еврейские беженцы из Белостока преуспеют в своем новом доме, Майкл Питт и Авраам Збар, лидеры мельбурнского «Бялыстокер Лай Касса», основали в 1945 году свой Белостокский центр. Вдохновленные примером нью-йоркского Белостокского центра, провозглашенного символом успешного переноса Белостока на чужеземную почву и почитаемого за его непрестанные усилия по восстановлению реального Белостока в межвоенный период, Питт и Збар надеялись, что их новое учреждение сможет пересадить Белосток на пространства Австралии. К 1947 году им удалось получить визы для нескольких десятков семей из Белостока и переселить их в Мельбурн[856]. После этого Збар уговорил руководство местного Белостокского центра приобрести групповой дом для этих беженцев, где они смогли бы жить бесплатно, изучая английский язык и получая профессиональную подготовку[857]. «Мало того что транспортные расходы были астрономическими», – писал Авраам Збар Дэвиду Зону, так еще и содержание группового дома создало для Белостокского центра в Мельбурне постоянный экономический стресс[858]. Дочь Майкла Питта вспоминает, как он посвящал свои выходные ремонту группового дома, в котором были разбиты окна и не действовали туалеты. К ноябрю 1947 года Белостокский центр был должен 22 500 австралийских долларов за билеты на корабли и 12 000 австралийских долларов за групповой дом[859]. Исчерпав ресурсы участников Центра и всей еврейской общины в Австралии, Збар умолял Зона собрать деньги в Нью-Йорке[860].

Однако мольбы Збара из Австралии остались без внимания. Зон, который с 1919 года неустанно заботился о Белостоке, на этот раз был слишком озабочен содержанием дома престарелых при своем Белостокском центре, кроме того, тяжело заболела его старшая дочь Сильвия Зон, которая работала в Белостокском центре и готовилась принять на себя управление им[861]. Страдавшая от изнурительного заболевания почек, Сильвия Зон скончалась в январе 1946 года[862]. Потрясенный потерей дочери, Зон был поглощен желанием обеспечить Белостокский центр и дом престарелых деньгами на будущее. Череда кампаний по сбору средств в конечном итоге увенчались успехом, кульминацией которого стала «церемония сжигания ипотеки» 12 января 1947 года. Но немногие были так эмоциональны, как Дэвид Зон, которого охватило «чувство святости», когда он понял, что «дело всей его жизни» – построение Белостока на Восточном Бродвее в Нью-Йорке – не будет забыто[863]. После этого Зон переключился на «восстановление нашего разрушенного родного города» и на «замену устаревших методов филантропии новыми, современными подходами» с тем, чтобы Центр мог быстро