Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На вершине холма народу уже изрядно толпилось. На небольшом белокаменном возвышении, на чем-то вроде сцены, никого не было. Люди напряженно переговаривались, явно ожидая того, кто взойдет туда и заговорит. Зик старался не отставать, но Сет двигался слишком быстро, ловко и уверенно маневрируя, и успел еще и схватить за руку мальчишку, который пытался залезть в карман его куртки. Под светом газового фонаря стояли «Вороны». Они облепили каменную скамейку в нервном ожидании. Зик уже знал их лидера, злобного коротышку Рейка и муспельхеймского мальчишку. Третий парень был ему незнаком. Выглядел он скверно: серая кожа натянулась на худом, усыпанном яркими веснушками лице, длинные руки выглядели, как тонкие жучиные лапки. Увидев Сета, Рейк вскочил с явным облегчением на лице.
– Мы уже думали, что тебя сожрали, – рыкнул он. – Чего так долго?
Сет усмехнулся и похлопал друга по плечу.
– Я тоже волновался, приятель. На вокзал лучше не соваться, там драугры лезут из щелей, как крысы в доме твоей мамы. Насилу выбрался.
– Я же говорил, что это бесполезно.
– Надо было убедиться до тинга, что иного пути нет. Матери вроде как зашевелились, но без понятия, что они там делают, «Листа М.» еще не было. Утгард наверху взбесился, погода тоже.
– Хель! – ругнулся Рейк и вдруг заметил притихшего Зика. – А это что же за биргирова задница?
– От задницы слышу! – не удержался Зик, не обращая внимания на то, что от гнева у Рейка покраснело лицо, и то, что он вцепился в вакидзаси.
– Ну-ну, приятель. – Сет встал между ними, глядя на лидера. – Это…
– Сигурд Штейн, Зик, – зло подсказал Зик.
– Сигурд Штейн, Зик, наш друг из Биврёста. Варден огненного духа, между прочим.
Это как-то отрезвило Рейка. Он оценивающе глянул на Зика сверху вниз и, поджав губы, выразительно посмотрел на Сета. Сет ответил таким же выразительным взглядом, а у Зика мурашки побежали по хребту: он ощутил себя овечкой на заклание.
– Я Рейк, с Сетом вы уже закадычные друзья, как я вижу. Это Тенешаг и Регин, но мы зовем его Хорьком. – Веснушчатый парень кивнул. – С нами было еще две девчонки. И Аоз.
– Я… видел его.
Рейк дернулся, как от удара.
– Я был в той же больнице, что и вы. Я… в общем, мне жаль.
Рейк вперился в него глазами, ожидая какого-то подвоха, но, видимо, не нашел.
– Что ж, думаю, справедливо будет и мне извиниться. За эту девочку, как там ее, Гиалп? – Он вопросительно глянул на Сета, и тот подтверждающе кивнул. – Это просто бизнес, ничего такого. Надеюсь, ты понимаешь? – Он издевается? Зик стиснул кулаки. Сет снова встал между ними – и вдруг раздался визг микрофона.
Внимание сразу переключилось на сцену, где топтались несколько человек, включая рыхлого мужчину средних лет со скучающим выражением лица и высокую, бритую наголо женщину, у которой область вокруг глаз оказалась вымазана черным так, что видно было только ее льдисто-голубые глаза. На ней были брюки, которые носят тысячи рабочих, и кожаный колет поверх рубашки. На правой руке, на тонкой перчатке, виднелся перстень с большим камнем.
– Это Десятая Мать, – раздался со всех сторон удивленный и благоговейный шепот. Зик так и застыл с открытым ртом, не понимая в очередной раз ничего. – Она пришла нас спасти.
Рейк клацнул челюстям, как бойцовский пес, и жадно уставился на парочку. Тем временем женщина подняла руку с перстнем, призывая к молчанию, и тихим грудным голосом запела на мертвом языке Ванхейма. Зик был далеко не лучшим учеником, но лирику разобрал: довольно бессмысленное нагромождение грозно звучащих слов, заученных по не самому хорошему учебнику. Нифльхеймские жители внимали ей, будто молитве, некоторые даже шляпы поснимали. Зик невольно встретился глазами с поющей женщиной и ощутил гипнотическое, змеиное притяжение ее ледяных глаз. Набор звуков вдруг обрел смысл: что-то об отнятом доме, об украденных сокровищах и разоренных гнездах, о прутьях решетки и заключении, о небе, которого не достичь, и о яде, разъедающем изнутри. Рука Сета тяжело опустилась ему на плечо, и Зик вздрогнул. Сет покачал головой, убирая руку, и наваждение пропало.
– Дети Нифльхейма! – в полной тишине сказала Десятая Мать, и ее низкий, звучный голос прокатился под сводом пещеры, как приливная волна. – Не стану тянуть: настали тяжелые времена. Времена холода и мрака. Те, кто должен быть мертв, восстали из могил и бродят под солнцем, которого мы, нижние жители, лишены. Они алкают плоти нашей и хотят ввергнуть в беззвездную тьму.
Там, над нами, девять женщин вместо того, чтобы защищать людей, защищают свои троны, окропленные кровью и слезами. – Зик удивленно приподнял бровь. Даже для его непритязательного вкуса Десятая Мать переборщила с драматизмом. – Но мы не привыкли к помощи. Мы, живущие без солнца калеки, ветераны, сироты, называем это место своим домом. Гиннунгагап – не просто могила Торольва, истребителя чудовищ. Это сердце Хеймдалля, от которого идет главная артерия, древний подземный путь, окольцовывающий город и уходящий спиралью прочь, к болотам на северо-западе. Ярлодин проложил его не просто так. Эта дорога – часть миграции. Здесь, за этими вратами в Игг из Утгарда просачивается Ужас Нифльхейма, морская нить, плывущая от сердца по артерии. – Зик похолодел, оглянулся на «Воронов», но они внимательно слушали. – Фафнир зовется, ползущий ледяной дракон.
Мать замолчала, оглядывая свою паству ледяными глазами и простирая руки, будто в желании обнять всех, даже самого захудалого бандита. Люди неловко зашептались, не понимая, как им воспринимать информацию. Рядом с Зиком зашевелился проспиртованный мужичок, пахнув затхлостью нестиранной одежды и кислотой немытого тела.
– Ох, отец наш Ярлодин, что эт делается? – сокрушенно пробормотал он. – Тэдди