Ландмер не нашел ничего лучшего, как прибегнуть к крайней мере, захватив и конфисковав без какого-либо предварительного согласования с немецким правительством большое число шедших вверх по Дунаю из Румынии в Германию немецких зерновозов и около 2000 следовавших в Германию из Украины вагонов с хлебом.

Этот инцидент, по понятным причинам, вызвал в Германии большое возмущение. Я же получил самые жесткие указания в отношении фон Штрауссенбурга, который, к сожалению, слишком часто о происходящих событиях ничего не знал. Мало того, в Спа сообщили о произошедшем нашему императору и уговорили его немедленно отменить прием австрийского союзника. Мне же поручили заявить в Бадене, что австро-венгерский кайзер не будет иметь возможности нанести визит до тех пор, пока Австрия не даст гарантий в том, что подобное более не повторится. Меня попросили также сообщить, что немецкая сторона больше не намерена вести переговоры или общаться иным образом с генералом фон Ландмером и требует его немедленной отставки.

Я убедился, что на этот раз император Карл I оказался совершенно невиновным. Он не стал бы в политике стрелять из пушек по воробьям и подставлять себя за то, в чем не участвовал. Афера с письмом, переданным французам Сикстом Бурбон-Пармским, заставила императора Карла I устыдиться и оказаться готовым пойти на уступки, что показалось мне очень ценным для дальнейшего развития событий. Ведь ранее выдвинутые нами требования, и в частности по отправке в отставку Ландмера, он наверняка расценил бы как «придирки» и попытку вмешательства во внутренние дела своего государства. Теперь же кайзер смотрел на проблему совсем иначе, что при известных наклонностях молодого правителя к быстрой смене настроений на их противоположность было вполне возможно.

Подробности порученных мне переговоров не заслуживают более подробного их описания. Скажу лишь, что в результате Австрия принесла свои извинения, сославшись на большие трудности, в которых она оказалась, и вновь открыла пути для транспортировки продовольствия в Германию. Правда, конфискованное ранее содержимое вагонов Австро-Венгрия не вернула – его успели раздать венским пекарям.

Что же касается генерала фон Ландмера, то выяснилось, что он действовал по наущению австрийского министра продовольствия, не осмелившегося взять на себя всю полноту ответственности.

В конце концов, поскольку в Германии все еще сохранялось недовольство, Карл I, хотя и не очень охотно, решил отправить депешу германскому императору. Однако оглашения вердикта кайзера Вильгельма II о его согласии на визит своего союзника мне удалось добиться только после неоднократного ходатайства об этом в ставке германского Верховного командования.

Еще за час до отправления австрийского придворного поезда о том, состоится ли поездка, известно все еще не было, и император Карл I, естественно, утратил желание вообще куда-нибудь ехать, поскольку понял, что радужного приема ему ожидать не приходится.

Поэтому только что возведенный в ранг графа австро-венгерский министр иностранных дел попросил меня лично позаботиться о том, чтобы в Спа монарха не обидели. В противном же случае, заметил он, было бы лучше, чтобы визит вообще не состоялся.

Поскольку императорский придворный поезд на отрезке пути от Пассау до Франкфурта двигался очень медленно, у меня появилась возможность отстать от него и сделать крюк до Потсдама, где, как стало мне известно, на несколько дней остановился император Вильгельм II.

Мне удалось доложить его величеству о своем прибытии прямо на вокзале буквально за несколько минут до отхода императорского поезда особого назначения. Причем император пребывал в весьма скверном настроении. Резко осудила действия австрийцев, сравнив их с уличным грабежом и выразив сожаление по поводу того, что пришлось смириться с таким поведением союзника, ради которого были принесены самые большие жертвы, и императрица, провожавшая супруга до вокзала и обычно отличавшаяся мягкостью своего характера.

Во время следования к месту назначения его величество заслушал мой доклад, продлившийся целых два часа. При этом я изо всех сил старался поднять императору настроение, и мне удалось убедить его в том, что император Карл I в инциденте, связанном с Ландмером, действительно совершенно невиновен. Но надо было так случиться, что по дороге газеты, к несчастью, принесли известие о втором письме Карла I, переданном французскому правительству Сикстом Бурбон-Пармским. Однако, как сообщила «Манчестер гардиан», на этот раз известие о письме было получено из частного источника. Все это в целом походило на ложь, всерьез которую воспринимать не стоило.

В Спа мы приехали 11 мая, а на следующий день прибыл и император Австро-Венгрии. Состоявшийся же затем прием навсегда врезался в мою память. На вокзале гостя встречали только кайзер Вильгельм II, генерал-полковник Ганс фон Плессен, дежурный флигель-адъютант и я. Император же Карл I, выходя из поезда, был очень бледен. Последовал обычный принятый у царственных особ в качестве приветствия монарший поцелуй, и после короткой, несколько формальной церемонии все разъехались по местам расквартирования.

Император Карл I немедленно пригласил меня в свою гардеробную. Кайзер был вне себя от новой публикации в газетах Антанты и сделал в присущей ему манере заявление, что на этот раз он действительно ни при чем. На его вопрос о том, как к этому отнесся германский император, я смог дать ему обнадеживающий ответ.

В течение 12 и 13 мая состоялись обстоятельные переговоры. При этом они проходили либо с глазу на глаз, либо в присутствии ближайших советников. Но мне было известно, что наш кайзер говорил о наболевшем хотя и в дружественной манере, но достаточно жестко, высказав почти все то, что я рекомендовал.

Вечером накануне отъезда оба монарха торжественно подписали соглашение, направленное на «расширение и углубление» союза, содержавшее в том числе основные условия ранее широко обсуждавшейся, но так и не вышедшей за рамки первого обмена мнениями военной конвенции.

При всей своей скромности я имею право считать этот день самым удачным в моей жизни. Тогда меня все поздравили с чрезвычайно удачным завершением накопившихся неприятных вопросов.

Вечером 13 мая мы отправились обратно в Баден. В ходе этой поездки в спецпоезде царило приподнятое настроение, а император Карл I казался настолько довольным, что у него разгладились даже образовавшиеся ранее морщины. Он еще раз поблагодарил меня за проделанную работу, а из Пассау послал на имя германского кайзера теплую телеграмму, на которую тот ответил такими же теплыми и шедшими от всего сердца словами.

На этом вопрос, связанный с переданным французам Сикстом Бурбон-Пармским письмом и нанесший большой ущерб союзническим отношениям, а также отяготивший личные связи между обоими императорами, был исчерпан.

Между тем совершенно непонятное поведение императора Карла I в деле, связанном с вышеозначенным письмом, было освещено в неблагоприятном для него свете во французских и других