подумал бы отходить от Германии. Однако смог ли бы он устоять перед серьезными соблазнами во время одного из своих тяжелых нервных срывов, сказать невозможно. Ведь этот человек, решившийся в смутный час путем совершенно ненужных уступок украинцам опрокинуть полувековую австрийскую политику на Востоке, не обязательно был нацелен на то, чтобы в угоду сиюминутной выгоде принести в жертву союзническую политику. Но все же достаточно показательным является тот факт, что в одном остроумном венском анекдоте его называли «вторым Лютером»[84].

Письмо Сикста Бурбон-Пармского и другие кризисы

Апрель – май 1918 года

В марте 1918 года началось наше крупное наступление на Западе.

В своих воспоминаниях Людендорф описывает его ярко и трогательно по своей простоте. И мне этого для предлагаемой книги вполне хватает, поскольку сам я недостаточно хорошо осведомлен о подробностях данного сражения и, следовательно, не могу сказать о нем что-то новое.

Первые крупные успехи немецкого оружия были встречены в Австрии с ликованием и энтузиазмом. Меня везде, где я появлялся, поздравляли от всей души. Фон Штрауссенбург же, чье дружеское отношение к братьям по оружию, как я неоднократно подчеркивал, не вызывало никаких сомнений, произнес в офицерской столовой прекрасную речь, посвященную победе немецкой армии, на которую я с воодушевлением ответил. Обрадовался и император, и из его уст снова зазвучали подобающие в таких случаях слова: «Вы, немцы, все-таки молодцы!»

2 апреля 1918 года Чернин выступил с длинной речью перед депутатами Венского муниципального совета, в которой значительную часть посвятил заверениям в своей верности союзникам. К несчастью для графа, при этом он позволил себе подергать за усы старого тигра Клемансо[85], заявив, что тот несколько недель назад через посредника обратился к нему с предложением о мире, но из-за желания Франции присоединить к себе Эльзас и Лотарингию переговоры зашли в тупик.

Однако Клемансо являлся не тем человеком, которому можно было безнаказанно бросить вызов. В результате в прессе между Веной и Парижем разразились настоящие баталии, в ходе которых французский премьер-министр вытащил на белый свет историю с аферой в отношении письма Сикста Бурбон-Пармского. Впервые о ней было сказано в публикации от 9 апреля, где Клемансо прямо заявил, что ни одно французское правительство не позволит себе обсуждать вопрос, связанный с Эльзасом и Лотарингией, злобно добавив следующее: «Кто бы мог подумать, что потребуется целый австрийский парламентер в Швейцарии, чтобы просветить Чернина по вопросу, по которому последнее слово сказал сам император Австрии? Ведь именно кайзер Карл в письме от марта 1917 года собственноручно подтвердил свое согласие на „справедливые требования Франции о возврате Эльзаса и Лотарингии“…»

Во второй же публикации об императорском письме говорилось уже о согласии кайзера с мнением своего министра.

Поэтому 10 апреля венский пресс-центр опубликовал заявление графа Чернина о том, что «сведения господина Клемансо, касающиеся высказываний в письмах императора, от начала и до конца являются вымышленными». В тот же день кайзер Карл I направил германскому императору персональную телеграмму следующего содержания: «Загнанный в угол премьер-министр Франции пытается вырваться из паутины лжи, которой он сам себя опутал, нанизывая один обман на другой и не стесняясь теперь делать совершенно лживое и неправдоподобное заявление о том, что я якобы признаю любые „справедливые претензии Франции на возвращение Эльзаса и Лотарингии. Я это утверждение с негодованием отвергаю“. В тот момент, когда на Западном фронте раздается грохот от выстрелов австро-венгерских пушек, вряд ли нужно доказывать, что я сражаюсь и готов впредь сражаться за Ваши провинции так же, как если бы защищал свои собственные земли. Хотя в свете этого убедительного доказательства полного единства наших целей, ради которых мы ведем войну вот уже почти четыре года, говорить в свое оправдание или упоминать о вымыслах Клемансо хотя бы одно слово излишне, при таких обстоятельствах я все же должен вновь заверить Тебя в своей полной с Тобой солидарности, солидарности между Тобой и мной, между Твоей и моей империями. Никакие интриги, никакие подобные попытки, от кого бы они ни исходили, не нарушат нашего братства по оружию. Вместе мы добьемся почетного мира».

Император Вильгельм II тепло поблагодарил его за такие слова, подчеркнув, что он ни на мгновение не сомневается в том, что кайзер Карл I воспринимает интересы Германии как свои собственные.

К сожалению, не заставил ждать с ответом и Тигр. Он опубликовал полный текст письма, которое в качестве послания своего шурина Карла I служивший в бельгийской армии принц Сикст Бурбон-Пармский 31 марта 1917 года передал для ознакомления французскому президенту Пуанкаре. Во вступительных словах этого послания австро-венгерский император выражал свою симпатию к Франции и доблестной французской армии, а затем довольно подробно излагал условия, на каких он считал возможным скорейшее заключение мира. В целом они сводились к восстановлению довоенного положения главным образом Бельгии и Сербии. Фраза же, касавшаяся Эльзаса и Лотарингии, в публикации Клемансо звучала следующим образом: «…прошу Вас тайно и неофициально довести до сведения президента Французской Республики господина Пуанкаре, что я всеми средствами и используя все свое личное влияние на моих союзников поддержу справедливые требования Франции о возвращении ей Эльзаса и Лотарингии».

Этому неприятному разоблачению Венское телеграфное бюро смогло противопоставить только очень запутанное объяснение, которое хотя само по себе больше не опровергало факт наличия письма, переданного через принца Сикста Бурбон-Пармского, но характеризовало представленный Клемансо текст как «фальсифицированный». В данном объяснении место в послании, касавшееся Эльзаса и Лотарингии, звучало так: «…Я бы использовал все свое личное влияние в защиту требований Франции по возврату ей Эльзаса и Лотарингии, если бы эти требования были справедливы, но они таковыми не являются».

На это Клемансо заявил, что у него есть доказательства подлинности опубликованного им текста. В ответ же площадь Балльплац в Вене озвучила не очень ясное замечание, в котором говорилось, что министерство иностранных дел не может установить, кто именно подсунул президенту Франции поддельное письмо. Однако в том, что таковым лицом Сикст Бурбон-Пармский не был, она не сомневается.

Такой пассаж был не очень благородным, и в этом вопросе телеграмма императора Карла I от 14-го числа кайзеру Вильгельму II мало что изменила, хотя она и звучала следующим образом:

«Обвинения Клемансо в мой адрес являются настолько низкими, что я более не склонен обсуждать это дело с Францией. Нашим ответом послужат залпы моих пушек на Западе. Ваш верный друг. Карл».

На следующий день официальная венская газета сообщила, что министр австро-венгерского королевского дома и иностранных дел граф Чернин подал