— Что вы имеете в виду? — Ее плачевный видвсе-таки произвел на врача впечатление. Он наконец-то снял со стола своисапоги.

— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду… Оставил менядома, а сам побежал к вам — уговорить, чтобы вы вкололи мне какую-нибудьгадость.

— Успокойтесь, у вас просто разыгралось воображение.

— Не смейте говорить мне о воображении. — Яростьдушила Ольгу, застилала глаза, не давала вздохнуть. Если бы под ее рукойоказался сейчас какой-нибудь традиционный скальпель, еще неизвестно, как бы онаим распорядилась.

— К сожалению, я хирург, — Артем Львович слюбопытством разглядывал Ольгу. — К тому же малопрактикующий.

Ну и патологоанатом по совместительству. А вам, похоже,действительно нужен психиатр.

Он в курсе. Ну конечно же, он в курсе. ДисциплинированныйМарк, уже давно мечтавший о карманном психоаналитике для их дома, поделился сэтим типом своими опасениями. Все правильно, так и должен был поступитьнормальный здравомыслящий человек.

Ольга с ненавистью взглянула на врача и выбежала измедпункта.

…Даже улица не привела ее в чувство: перед глазами плыликруги, сухость во рту, к которой она успела привыкнуть за последние несколькодней, усилилась. Но ярость не проходила, она отступила в мрачные глубиныорганизма и теперь накатывала на Ольгу волнами.

Она с трудом добралась до коттеджа.

Ольга вдруг подумала о том, что забыла взять ключи (ничегоподобного с ней не случалось никогда раньше), но ключи бы и не понадобились.

Дверь была открыта, Тем лучше, значит, Марк дома, и теперь унее будет повод поговорить с ним серьезно.

Марк действительно оказался дома.

Он сидел за компьютером и сосредоточенно набирал какой-тотекст: губы его шевелились, а на безмятежном лбу залегла горизонтальнаяскладка.

— Стряпаешь историю болезни, милый? — Голос Ольгине предвещал ничего хорошего. — И что, интересно, мы имеем в анамнезе?Параноидальное состояние? Мания преследования? Навязчивые идеи? Больная желаетзнать всю правду, перед тем как угнездиться в «желтом доме».

— О чем ты, кара? — Он поднял голову и непонимающепосмотрел на Ольгу.

— Ты прекрасно знаешь о чем! — наконец-то онасорвалась на крик. — Втихаря бегаешь к этому придурковатомуплейбою-доктору и стучишь на мое тяжелое психическое состояние. Я видела тебятам.

— У тебя действительно навязчивые идеи, кара, — соскрытой злостью сказал он. — Я устал тебя успокаивать.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Я даже знаю, что тысейчас сделаешь. Закончишь строчить донос на меня и отправишь электроннойпочтой отцу. Пусть знает, что у него дочь-шизофреничка!

Похоже, все это время он давал себе слово держать себя вруках; уговаривал себя, стоя под душем; уговаривал себя, сидя на унитазе;уговаривал себя, лежа в кровати, — не волнуйся, Марк, если ничем нельзяпомочь, то лучше переждать.

Но пережидать бессмысленные выходки жены ему явнорасхотелось. Он вскочил из-за стола и бросил ей в лицо:

— Черт возьми, кара! Я хотел, я пытался… Но тыдействительно ведешь себя как идиотка. Иди и посмотри, что я пишу!

Подчиняясь его взвинченному тону, она подошла к столу изаглянула в компьютер: на экране мерцали колонки цифр.

— Ты поняла? — Ее ярость передалась Марку, и он снаслаждением ею воспользовался. — Я просто работаю, я отслеживаю одну изсделок по поручению твоего отца… А с самого утра улаживал последствия твоихночных подвигов! Хочешь знать, во сколько нам это обошлось, не говоря уже оморальных издержках?! Один визит к этой астигматичке чего стоил…

— Марк, пожалуйста, — Ольга подняла руку,защищаясь, но Марка уже невозможно было остановить.

— И ты… Ты не нашла ничего другого, кроме как попытатьсяотравить мне существование…

Лучше бы он этого не говорил.

Ольга моментально сникла и поплелась в ванную. На полочкепо-прежнему стояла коробочка с нитразепамом. Ольга взяла в руки пузырек соснотворным: ничего не стоит выпить его весь и освободить от страданий и себя, имужа.

Дальше будет только хуже.

Искушение было так велико, что Ольга даже зажмурилась.

Нет, она не может так поступить, но успокоиться все жестоит. Она высыпала на ладонь содержимое пузырька, но взяла только одну таблетку:суточная норма, к которой за несколько дней приучил ее Марк. Плевать на Марка,сейчас она отправится спать, чтобы хотя бы во сне отдохнуть от себя самой.

В дверь настойчиво постучали, — похоже, Марк начинаетсерьезно беспокоиться о возможном самоубийстве, это вполне в духе еесегодняшнего состояния. Странно, он убрал все режущие предметы, но даже неподумал о стоящем на самом видном месте пузырьке со снотворным. Удивительнаянепоследовательность. А может быть, он сам этого хочет? Он не так терпелив сней, как был терпелив с Мананой отец. Тоска и растерянность сменили ярость, ноэто были чувства из той же колоды крапленых карт: она никогда не держала их вруках, она никогда не была такой…

— Открой, кара!

Ольга с тоской посмотрела на дверь ванной, но даже недвинулась с места. Марк громыхнул в мореный дуб кулаками.

— Открой сейчас же, слышишь!

— Здесь не заперто, — громко сказала Ольгаомертвевшим голосом.

Дверь тотчас же открылась, и на пороге показался Марк:увидев горсть таблеток на ладони у Ольги, он бросился к ней и выбил их из рук.Таблетки рассыпались по полу.

— Зря, Марк… Это было отличное снотворное.

Нагнувшись и почти сталкиваясь лбами, они принялись собиратьчертовы таблетки. Нельзя сказать, что это особенно их сблизило, но ярость Ольгипрошла.

— Ты действительно думал, что я могу покончить с собой?

— Нет, что ты… — Видно было, что он по-настоящемуиспугался. — Прости меня, кара… Может быть, я был не совсем корректен иабсолютно нечуток…

Боже мой, она от него ждала совсем других слов.

Марк хотел сказать что-то еще, но телефонный звонок заставилих обоих вздрогнуть. Он выскочил из ванной, как показалось Ольге, — соблегчением. Засунув таблетки в пузырек, она посмотрела на себя в зеркало:"Слава богу, что я все еще вижу знакомое лицо. А с возрастом становлюсьвсе больше похожей на Манану.

Совсем скоро я стану походить на нее во всем".

Резкий голос Марка вывел Ольгу из задумчивости.

— Что?! Да, конечно, мы сейчас будем.

— Что-то случилось, Марк? — Ольга остановиласьвозле дверного косяка и внимательно посмотрела на мужа.

Он стоял, бледный как полотно, все еще держа в рукахтелефонную трубку.