— Но есть же какой-то способ, чтобы доставить ее… —Марк щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, — в подходящее место. Вклинику, например?

— Придется подождать.

— Ну хорошо, а экстренные случаи? — РационализмМарка шел напролом, сметая на своем пути все преграды. — Переломпозвоночника, например?

— Господь с вами, — отмахнулся врач, — покачаша сия обходила нас стороной. Трассы отлично оборудованы, а если вашу мадампонесло в сторону… Повторяю, никаких видимых повреждений нет. А клиническаякартина станет ясна чуть позже.

— И все-таки. Есть же какое-нибудь вертолетноесообщение?

— Я послал запрос, но, к сожалению, — штормовоепредупреждение. Вряд ли кто-нибудь рискнет подниматься сюда при таком раскладе.

— Да что вы мне тычете в нос своим штормовымпредупреждением?

Ольга во все глаза смотрела на Марка, — похоже, он былпо-настоящему взволнован. Еще полчаса назад она и представить себе не могла,что судьба человека, несколько лет отравлявшего Марку существование, таквзволнует его.

— Где она?

— Здесь.

— Мне бы не хотелось, чтобы она оставаласьздесь. — «Рядом с тобой, бездушный сукин сын» — подтексты Марка былидовольно прозрачны. — Ее возможно поднять в номер?

Мы бы смогли ухаживать за ней, пока ситуация не прояснится…

— В принципе, нет ничего невозможного…

— Отлично. Давайте договоримся хотя бы об этом.

— Я распоряжусь.

…Спустя десять минут носилки с Инкой проплыли мимо Марка иОльги в сторону гостиницы. Двух дюжих молодцев из охраны патронировал АртемЛьвович. Инка спала, и, глядя на ее бледное, осунувшееся лицо, Ольга испытала кподруге чувство щемящей нежности. Не доверяя беспечному доктору, Марк двинулсярядом с носилками и даже поправил свесившуюся руку ненавистной юной тещи.

У порога номера Артем Львович отдал последние распоряженияМарку:

— Запомните, полный покой. Ей нельзя двигаться. Яналожил специальные жестко фиксирующие повязки. Немецкие.

"Купленные в том же сомнительном секонд-хэнде длярусских каменщиков, что и «Nagelschuhe», — вдруг подумала Ольга.

— Загляну к вам через два часа. Ей нужно будет сделатьеще один обезболивающий укол.

— Хорошо, — кротко ответил Марк, хотя в глазах егочиталось: «Пошел ты к чертовой матери!»

Артем Львович удалился, Марк плотно прикрыл дверь, и ониостались в номере втроем: Марк, Ольга и спящая Инка.

Ольга села на постель в Инкиных ногах: до чего же онахороша! Скованное сном страдание лишь придало Инке прелести. Только бы ничегосерьезного, молила про себя бога Ольга, только бы ничего серьезного. Отецпросто не переживет…

Отец.

Отец обожает свою молодую жену. Он готов ради нее на все.Ольга была уверена, скажи Инка отцу: «Игорь, брось к чертовой матери этот свойнефтяной бизнес, и уедем в заповедник Аскания-Нова выращивать фазанов», —он бы согласился.

Он бы согласился на все: на должность егеря, на должностьматроса каботажного флота, на должность директора парка аттракционов — лишь быона оставалась с ним. К счастью, Инке даже в голову не приходило оставитьМоскву; единственное, о чем она могла попросить его: «Почему бы тебе не статьпэром Англии, милый?» Отец любил Инку со всем сдержанно-истерическим пылом стареющегомужчины. Но он никогда не был смешон в своей любви, и это нивелировало почтитридцатилетнюю разницу в годах.

Отец.

Что будет, когда он узнает? Ольга поежилась. Если хотя быодин волосок упадет с головы Инки, если хотя бы одна косточка не встанет на место, —он разнесет этот курорт к чертовой матери… А пофигист Артем Львович… Лучше дажеи не думать о его горестной судьбе.

Неожиданно Ольга почувствовала, что ее клонит в сон:сопротивляться этому не было никакой возможности. Напрасно она приняла нитразепам,но кто же знал, что все так обернется?..

— Что с тобой, кара? — спросил Марк.

— Я же приняла снотворное, милый, — жалобносказала Ольга, — и теперь я ужасно хочу спать… Представляю, как чудовищноэто выглядит со стороны. Завалиться в берлогу в такой момент… Инка бы меня непростила.

— Ничего не чудовищно, кара. Вот что, ложись-ка ты накушетку и поспи. А Инке мы ничего не скажем.

— Ты думаешь?

— А ты думаешь по-другому?

Он ласково приобнял ее за плечи и отвел к кушетке. КогдаОльга улеглась, свернувшись калачиком, он прикрыл ее пледом. Впервые запоследние дни все существо ее погрузилось в относительный покой. Казалось,несчастье, произошедшее с Инкой, снова сблизило их, прежние болезненныеподозрения были забыты, а на ее рефлексии по поводу душевного здоровья теперьможно было просто наплевать.

— Все будет хорошо, Марк, — сказала она, нашла егоруку и пожала ее. — А ты? Что ты собираешься делать?

— Возможно, свяжусь с Игорем, — осторожно подбираяслова, сказал Марк.

— С папой? — Ольга даже приподнялась. — Стоитли?

А вдруг ничего серьезного? Ведь этот врач сказал, что ещенеясно…

— Таких Айболитов нужно отстреливать в специальнооборудованных тирах. А если что-нибудь с позвоночником и мы просто теряем здесьвремя?

— Может быть, стоит подождать хотя бы несколько часов?

Пусть Инка проснется…

— Не знаю, — Марк уклонился от ответа.

Теперь Ольге стало ясно, почему так волновался Марк, почемуон развил такую бурную деятельность: все дело не в Инке, а в ее муже и Олыиномотце, непосредственном начальнике Марка. Марк уговорил Ольгу приехать сюда, аОльга совратила Инку: собственно, и совращать не пришлось, идея понравиласьИнке с самого начала, она даже попыталась форсировать сроки поездки. Но развеобъяснишь это отцу, если с Инкой действительно произошло что-то серьезное.

В подобном случае он поступит как самый обыкновенныйшкольник: спихнет всю вину на них и попробует на них же отыграться. Ольгазащищена родственным иммунитетом — дочь все-таки. Но Марк… Марку может непоздоровиться.

Тогда тем более непонятно, почему он так жаждет ввести отцав курс дела.

— Я бы на твоем месте повременила со звонком, милый.

Отец непредсказуем, как Отелло, Царевна-лягушка и Микки Маусвместе взятые, — еще успела сказать Ольга, почти сразу же проваливаясь всон.

…Когда она проснулась, было почти темно, только надизголовьем широкой Инкиной кровати горел ночник. На него была наброшенакосынка, которую Инка привезла из Ниццы, — предмет страстных мечтанийсамой Ольги. Инка так и не уступила ей эту косынку, хотя Ольга готова былаобменять на нее свое вечернее платье. Платье надевалось лишь однажды — напервую годовщину их свадьбы с Марком.