Следующие несколько дней от Дженет можно было слышать толькорыдания, жалобы и обвинения в адрес дочери. Она то горевала, то гневалась.Впервые Дженет почувствовала, что теряет власть над дочерью, и это повергло еев панику. Она даже пыталась заставить Тома отговорить Мелани от ее планов, нотот дипломатично заявил, что, по его мнению, поездка Мелани пойдет лишь напользу и что ее намерения в высшей степени благородны, тем самым еще большеразозлив Дженет. Эти несколько дней стали кошмаром, и Мелани дождаться не моглапонедельника, когда сможет уехать. Выходные они с Томом провели у нее, апоследнюю ночь — у Тома, лишь бы освободиться от матери. Мелани вернулась домойтолько в три часа ночи, чтобы хоть немножко поспать перед отъездом. Ейпредстояло на следующий день в десять часов утра ехать в аэропорт. Томотпросился с работы, чтобы отвезти ее на своей машине. Ехать в длинном беломлимузине, который привлекал всеобщее внимание, Мелани не хотелось. Хотя матьобязательно бы на этом настояла. Наверное, созвала бы всех журналистов и далаинтервью. Правда, такая возможность еще не исключалась. Сцена прощания сматерью напоминала плохую «мыльную оперу». Мать прижимала ее к груди,захлебываясь рыданиями, говорила, что когда Мелани вернется, наверное, уже незастанет ее в живых: ее стали мучить боли в сердце. Но Мелани заверила, что всебудет в порядке, пообещала часто звонить. Оставив все телефонные номера, срюкзаком и сумкой она выбежала за дверь и прыгнула к Тому в машину. Рюкзак исумка были ее единственной поклажей. Мелани бежала из дома, как из тюрьмы.

— Поехали! — крикнула она. — Быстрей!Быстрей! А то она сейчас выбежит и бросится под колеса машины.

Том тронулся с места, и перед первым светофором обарасхохотались. Они казались себе преступниками, в спешке покидающими местопреступления, как, в сущности, и было. Мелани чувствовала себя на седьмом небеот счастья и уже предвкушала, как приедет в Мексику и будет там работать.

В аэропорту Том поцеловал ее на прощание, и она пообещалаему позвонить, как только доберется до места. Том собирался через две-тринедели прилететь к Мелани. А пока она знала, что ее ждет новая жизнь.Трехмесячный отпуск в Мексике был как раз тем, в чем она нуждалась большевсего.

В самолете, как раз перед тем как закрыли люк, она решилапозвонить матери. Мелани настояла на своем и знала, что Дженет сейчас нелегко.Она переживала самую настоящую трагедию. Утрата власти над Мелани приводила еев ужас, и Мелани стало жаль мать.

Дженет уныло ответила на звонок. Услышав голос дочери, оназаметно воодушевилась.

— Ты передумала? — спросила она с надеждой вголосе, и Мелани улыбнулась:

— Нет. Я в самолете. Просто хотела послать тебепоцелуй. Позвоню из Мексики, как только смогу.

В этот момент в самолете попросили отключить телефоны, иМелани стала торопливо прощаться. В какой-то момент казалось, что матьрасплачется.

— Мне до сих пор непонятно, зачем ты этоделаешь. — Поступок дочери Дженет рассматривала для себя как пренебрежениеи как наказание. Для Мелани это было чем-то большим, чем семейные выясненияотношений. Для нее это был шанс сделать доброе дело.

— Я должна, мама. Скоро вернусь. Ну пока. Я люблютебя, — проговорила Мелани. Ее попросили выключить телефон. — Ну, мнепора.

— Я тебя люблю, Мел, — торопливо проговорила мать.Мелани была довольна, что позвонила. Ведь она ехала не для того, чтобы насолитьматери. Это нужно ей самой. Она должна понять, кто она и может ли житьсамостоятельно.

Из Мексики Мелани позвонила Мэгги. Здесь так чудесно,сказала она, места потрясающие, дети прекрасные, а отец Каллахан достоин самыхлучших похвал. Никогда в жизни она не была счастливее и хотела поблагодаритьМэгги за совет обратиться к отцу Каллахану.

Сара тоже звонила Мэгги. Она получила работу в больнице,занята и довольна. Еще многое предстояло пережить, приспособиться к новойжизни. И это ей, кажется, удавалось. Работа очень помогала с этим справиться.Мэгги не хуже Сары представляла, какие тяжелые испытания ее ждут, особеннокогда начнется суд. Да и потом, когда придется принимать важные решения. Сарапообещала Сету и его адвокатам присутствовать на суде. Но она еще не знала,будет ли разводиться с мужем. А главное, не знала, сумеет ли его простить. Наэтот вопрос у нее пока не было ответа, и она много говорила об этом с Мэгги.Преступление Сета, а следовательно, его предательство казались Саречудовищными.

Мэгги по-прежнему работала в лазарете Пресидио. Лагерьбеженцев функционировал уже четыре месяца, и Служба по ликвидации чрезвычайныхситуаций его вот-вот, в октябре, собиралась закрыть. В жилых помещениях,ангарах и некоторых кирпичных бараках до сих пор жили люди, хотя их, конечно,было не так много, как вначале, большинство к этому времени уже либо вернулисьдомой, либо устроились где-то еще. Мэгги собиралась уехать в Тендерлойн в концемесяца. Она знала, что ей будет не хватать тех, с кем она сжилась и сблизиласьздесь. Как ни странно, сейчас она чувствовала себя хорошо. Настолько хорошо,что боялась возвращаться в свою квартиру-студию в Тендерлойне, отвыкнув отодиночества. Ничего, успокаивала себя она, окажется больше времени для молитвы.Хотя по лагерю все же скучать она будет: слишком много друзей приобрела здесь.

Эверетт позвонил в конце сентября, за несколько дней допланируемого ею отъезда, и объявил, что скоро прилетит в Сан-Франциско. Емупредстояло подготовить материал о Шоне Пенне, и он хочет пригласить ее на ужин.Мэгги заколебалась, начала было отнекиваться, отчаянно пытаясь придумать отговорку,но не смогла найти ни одного сколько-нибудь благовидного предлога,почувствовала себя глупо и, в конце концов, приняла приглашение. Всю ночь онамолилась, — прося Бога помочь ей не сбиться с пути, сделать так, чтобы поотношению к Эверетту она чувствовала только одно — благодарность за их дружбу.

Однако стоило ей его увидеть, как сердце бешено забилось.Эверетт шел по дорожке к лазарету, где ждала его она. Высокий, длинноногий, всвоих ковбойских сапогах, он больше, чем когда-либо, походил на ковбоя. Привиде Мэгги он просиял, вызвав на ее лице ответную улыбку. Они были счастливывидеть друг друга. Эверетт сначала сгреб ее в свои медвежьи объятия, затем,отступив на шаг, стал жадно вглядываться в ее черты.

— Вы потрясающе выглядите, Мэгги! — радостно сказалон.

Он примчался сюда прямо из аэропорта. Никаких интервью дозавтра не предвиделось, так что сегодняшний вечер принадлежит только им.

Эверетт привел Мэгги в маленький французский ресторанчик наЮнион-стрит. Город уже вернулся к обычной жизни. Расчистили завалы, всюду шлостроительство. Прошло около пяти месяцев после землетрясения, и почти всерайоны, кроме разве разрушенных до основания и не подлежащих восстановлению,снова были заселены.

— Я на следующей неделе уезжаю домой, — грустносказала Мэгги. — Буду скучать по здешней жизни с сестрами. В монастыревместе с ними мне, наверное, было бы лучше, чем одной, — призналась она;принимаясь за еду. Мэгги заказала себе рыбу, а Эверетт — огромный стейк. Времяза разговором бежало незаметно. Они не могли наговориться. Обсудили тысячувопросов, Эверетт наконец упомянул приближающийся суд над Сетом Слоуном. КогдаМэгги слышала об этом со стороны, она всегда расстраивалась, переживая в первуюочередь за Сару. Как глупо распалась семья! Пострадали четыре жизни. Сколькимлюдям Сет принес горе! — Вы собираетесь писать о суде? — с интересомспросила Мэгги.