– Сигнал к наступлению! – сказал «археолог», иодновременно с его словами в зарослях кряжа заскользили смутные тени.

А в доме вновь заработал пулемёт – только теперь огонь вёлсяпо другим целям. Охранный гарнизон, таким образом, оказался меж двух огней. Ибыл обречён.

– Ну вот и баста, – неожиданно спокойно сказалГриневский.

Алексей и «археолог» недоуменно обернулись…

30 августа 200* года, 16.41.

Убитых охранников беглые зэки отволакивали в барак,превращённый в таёжный морг.

В переполненный морг. Отволакивали, потому что с вертолётане должны увидеть живописно разбросанные там и сям трупы. Двух своих убитыхотнесли туда же. Теперь новых хозяев прииска насчитывалось пятеро.

Пугач сидел на лавке, уперев локти в неструганные доскистола, опустив подбородок на сцепленные в замок кисти. Он уже подходил – первымделом подошёл – к зелёным ящикам армейского образца. Откинул крышки двухящиков, заглянул внутрь, кивнул – дескать, товар на месте, захлопнул крышки иотошёл. Никакого дрожания рук при виде этакого-то богатства, никакого алчногоблеска в глазах – короче, никакой платиновой лихорадки, а также бурныхвосторгов по поводу одержанной победы. Словно не сокровища, достойные перанового Стивенсона, лежали в сундуках… то бишь ящиках, а какие-нибудь запчастидля «запорожца», завёрнутые в промасленную бумагу, наличие присутствия которыхи проверил кладовщик-приёмщик. Другие же угловые без приказа не смелиприблизиться к драгоценному грузу. А приказа приближаться, разумеется, непоследовало.

Гриневский описал Пугача довольно точно: лет пятидесяти,невеликого роста, обыкновенного телосложения. Но шкафоподобные редко выбиваютсяв авторитеты, потому как у них обычно ничего помимо мышц в загашнике неимеется, а чтобы дорасти до пахана требуются, в первую очередь, ум,железобетонная воля, лисья хитрость – и только уж потом, да и то далеко невсегда, физическая сила…

– Эй, Пугач!

Громкий, без дрожи голос.

Голос напугал людей на прииске сильнее, чем напугал бывыстрел.

Та пара, что тащила очередного жмура к бараку, жмурабросила, и оба угловых схватились за автоматы. Те же двое, что от баракавозвращались, обернулись, тоже сбрасывая с плеч стволы. Один упал на землю.Другой падать не стал, зато всадил в лесные заросли длинную бестолковуюочередь.

Пугач резко выпрямился, уронил руки, правая гадюкойскользнула к поясной кобуре.

Из-за кедра выступил Гриневский. «Калаш» он держал на плече– так, как обычно держат автоматы боевики из полувоенных формирований,позирующие перед камерой.

– Хоре шмалять, чукчи! Кабы чего поганое задумал, сталбы я орать во всю глотку!

Гриневский далеко от кедра не отходил, чтобы в случае чеготут же уйти под прикрытие ствола.

– Таксист?!

Доведись ему узреть Иисуса Христа, удивления в голосе зэкабыло бы, наверное, поменьше.

– Ты откуда? – вырвалось у другого «уголка».

– Да оттуда! Чего ж не дождались-то, а? Я-то всего наполчасика припоздал.

Зависла небольшая пауза. Зэки переваривали чудо подназванием «Явление Таксиста блатному народу».

– За такие припоздания на перо сажают! – прооралтот, кто палил из автомата на голос.

Пугач пока молчал, с закаменевшим лицом смотрел на Таксиста,не отрываясь. Глядел на него пронизывающе. Жутким взглядом глядел.

– А ты где был, когда мы мусорню по зоне гоняли? –выпалил ещё один зэк.

– Эй-эй, Грибник, отведи ствол, а то ты у наснервный! – прикрикнул Гриневский. – Пугач, скажи своей бригаде, чтобугомонила прыть. Так не побазарим. А побазарить есть о чём. Я тут не с пустымируками. Я к вам с подарочком. Узнаёте?

Гриневский шагнул к кедру и выволок из-за него, ухватив зашкирятник, старшего лейтенанта внутренних войск Алексея Карташа.

– Мусора нам нанёс! – откликнулся на появлениеновой фигуры скокарь по кличке Грибник.

Лицо Карташа было в крови, руки связаны за спиной. Он елепередвигал ноги, спотыкаясь через шаг. Было заметно, что вэвэшник совершенносломлен – и физически, и психологически.

– Стой там! – наконец подал голос и сам Пугач.

Гриневский остановился на полпути между тайгой и столом, закоторым сидел пахан. Карташ тут же, как подкошенный рухнул на колени.

– Брось ствол, – отдал Пугач новый приказ.

– Э, нет, – помотал головой Гриневский исплюнул. – Так не пойдёт. Я вам не лох и своё право знаю. Я подляны некрутил, и вины моей перед вами нет… Разве что не успел к часу – тут да, винупризнаю. Ну, был в долгах, так вот должок возвращаю, притащив это чучело.Выходит, квиты. И чего вам бояться-то? Вы меня из пяти стволов вмиг уделаете,вздрогнуть не успею.

– Уделаем, – пообещал Пугач. – Отвечайкоротко. Некогда мне масло размазывать, до гостей глянец навести надо. Короче,где пропадал в тот вечер, почему потащился за нами, откуда дорогу узнал?

Гриневский охотно, даже с гордостью объяснил:

– В тот вечер погнали меня на уазе в посёлок, хозяйскуюляльку отвозить. Приехал назад, а уже зона вскипела. Все, как сумасшедшие,бегают, палят во всё, что шевелится… Ну, испугался, что свои же в горячкеположат, кинулся в сторону, по пути напоролся на одного служивого, немногоповздорили. От него перепал «калаш». Потом увидал, как отъезжает «вахтовка»,дотумкал, что это вы линяете. Снова прыгнул на свой уаз, двинул следом подороге. Уткнулся в жопу вашей тачке. Гранатку вашу увидел. Посидел возле неё,прикинул, как жить дальше. Раз меня обязали быть с вами, а я подписался, типаслово дал, то, значит, и должен быть с вами. Короче, пошлёпал по тайге,выискивая ваши следы, да заплутал – не следопыт, чай. Думал, кранты. Вот тут-тои напоролся на костёр, а возле него грелся этот мусорок. С ним, кстати, был ещёодин. Какой-то мутный фраер из штатских. Подумал: на фига вам штатский? А двоихмне было бы не доволочь. Так что дорогу узнал от этого цирика оставшегося… Ивообще, он много интересного напел про ваш поход. В курсе, падла. Хотитепослушать, чего он знает и откуда? До дури любопытного напоёт. Одних кликух мненеизвестных целый список накидал…

Гриневский закашлялся и пнул офицерика в бок – словно тотбыл повинен в кашле.

– Гладко метёшь, – отметил Пугач. Холод в егоголосе не предвещал ничего хорошего. – Выходит, при тебе ещё имеетсямусорская волына.

– Да, и волына! Не веришь, бляха-муха! Мне не веришь!Ну, гляди, бросаю дуру на хрен! – вдруг заистерил Гриневский, поднялавтомат двумя руками над головой, затряс им. – Давай стреляй, стреляй!Гляди, бросаю! И волыну кину, всё кину!