— Шоу твое. Тебе и решать.

— Завтра не слишком рано?

— Отнюдь.

— Договорились. Подожди, я соединю тебя с продюсером и выутрясете детали.

— Увидимся утром. Приготовься съесть свои слова.

— На это и не рассчитывай.

* * *

— Ставлю двадцать баксов на то, что эта сучка не появится.

— Люблю зарабатывать легкие деньги, — ухмыльнулся егопродюсер и указал на конец длинного коридора. Из-за поворота, в сопровождениисотрудника службы безопасности, появилась мисс Морган Кайз и с решительнымвидом направилась к студии.

— Вот стерва. — О'Тул прикрыл рот рукой, чтобы она не моглапрочитать слов по губам. — Похоже, она заняла старое платье у Джекки Коллинз. —Они рассмеялись. Действительно, платье с низким вырезом в коридоре несмотрелось. — Груди у нее теперь, словно оружейные стволы.

С приближением Морган Кайз комментарии оборвались, и О'Тулвежливо распахнул перед ней дверь Второй студии.

Она закрыла дверь на ключ, как только О'Тул устроился передмикрофоном. Бауман поднес палец к изогнувшимся в улыбке губам, показывая, чтонадо соблюдать тишину. Она улыбнулась в ответ и кивнула.

— Доброе утро, геи и господа, дамы и лесби, яйцеголовые ипсихи. Вы слушаете самую попу…

Грохот выстрела оказался громче, чем она ожидала, иревольвер чуть не вывалился у нее из руки. Первая пуля угодила в грудь РикуБауману, стоявшему менее чем в четырех футах от Морганы, вторая разнесла головуБадди Лонгу. В десяти крупнейших городах США, в сотнях и тысячах городков идеревень миллионы американцев услышали грохот двух выстрелов, заглушивших словаБобби О'Тула. Потом он заговорил вновь, но уже совсем другим тоном.

— Пожалуйста, — ушло в прямой эфир, — пожалуйста… толькоскажи, что ты хочешь. Послушай, я… Это один из твоих изумительных розыгрышей?

— Заткни свое вонючее хлебало! — донесся из глубин студиирезкий женский голос.

Звякнула сталь.

— О Боже… — у Бобби перехватило дыхание.

Она уже защелкнула по паре наручников на запястьяхдлинноволосого малыша. Кровь Бадди Лонга и Рика Баумана напоминала разлитыйкетчуп.

— Пожалуйста, они слишком узкие. Пожалуйста, — вновьвзмолился Бобби. Второе кольцо каждой пары наручников Моргана закрепила кметаллическим стойкам. Достала веревку из огромной сумки, быстро стянула ногиБобби О'Тула в лодыжках, свободный конец привязала к стулу. Слушатели услышалишепот: "Помогите, помогите". Никто не удивился. Все решили, что этоочередной прикол их кумира.

Бобби О'Тул не знал, что и делать. Он уже понял, что онаобвела его вокруг пальца, чтобы попасть в студию. Никакого телесериала, никакогокрупнобюджетного фильма, никакого возобновления карьеры не было и в помине.Голова его заработала в ускоренном режиме, выстраивая цепочку: реабилитация вклинике для наркоманов, сердечный приступ, деньги! Естественно, это главное.

— Послушай, — услышали почитатели таланта О'Тула, — ячеловек состоятельный. И с удовольствием заплачу тебе, сколько…

— Сиди и молчи. — Моргана улыбнулась, и от этой улыбки, закоторой он видел бешеную ярость, О'Тулу стало совсем худо.

— Пожалуйста, умоляю тебя…

Она доставала из сумки какие-то инструменты.

— Заткнись. Я тебя наслушалась на всю жизнь. — Слова, пустьне очень громкие, доносились до слушателей. — Ты дерьмо, а не человек. Обижаешьлюдей, и тебе на это наплевать. Говоришь все, что приходит тебе в голову. Чтож, сейчас ты потеряешь ту штучку, которая делает тебя таким могущественным.Штучку, которую любишь больше всего. — Она смерила О'Тула взглядом. Он задрожалвсем телом, когда она протянула руку и расстегнула ему ширинку. — Сегодня тылишишься своего могущества.

— ПОЖАЛУЙСТА. РАДИ БОГА, ПРОСТИ МЕНЯ ЗА ВСЕ ПЛОХОЕ, ЧТО ЯТЕБЕ СДЕЛАЛ. ПОЖАЛУЙСТА, ДАЙ МНЕ ЕЩЕ ОДИН ШАНС, ПОЗВОЛЬ ЗАГЛАДИТЬ СВОЮ ВИНУ.ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ИГРА НА ПУБЛИКУ… Я — ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК… Я… — Рядом лежали двамертвых или умирающих человека, но он мог думать только о спасении собственнойжизни.

— Говорю тебе, заткнись. Будь мужчиной. Это твой последнийшанс говорить как мужчина, если ты понимаешь, о чем я. Ты думал, что ты шутишь,но твои шутки причиняли боль. Теперь ты за это платишь. Платишь символом своейвласти.

Она разложила инструменты на пульте звукоинженера, и, увидевих, О'Тул вжался в спинку стула.

Опасная бритва, зловеще поблескивающая хирургическаяножовка, игла, нитки, большие щипцы.

— В свое время я училась на медсестру, — с улыбкой сообщилаМоргана. — И постараюсь, чтобы ты не истек кровью. — Она взяла бритву и началавырезать на брюках круг. О'Тул лишился чувств.

А Моргана Кеслер, которая только раз в жизни провела ночь сженщиной, которая решилась вылечиться от пристрастия к наркотикам, зная, чтоэтим ставит крест на дальнейшей карьере, щипцами ухватилась за ту часть телаО'Тула, которую считала лишней.

Все она отрезать не собиралась. Но хотела отхватитьдостаточную часть, чтобы остаток О'Тул уже не мог использовать по назначению.Второй рукой она взяла хирургическую ножовку и начала пилить злой язык О'Тула.

Я увидел Джими, нырнувшего в агентство новостей С. Г. Пателяна углу Клэрендон-роуд, и лицо у него было пепельно-серым. Сказав Далей"Господи, да это Джими", я последовал за ним, звякнув колокольчикомна двери. Мистер Патель, подписывавший стопки "Ивнинг Стэндардс",сказал мне: "Новый музыкальный экспресс" еще не пришел, Чарли, но я вответ лишь покачал головой.

Я осторожно передвигался вдоль стеллажей с журналами,детскими изданиями и шутливыми поздравительными открытками. Откуда-то изглубины магазина доносился звук телевизора миссис Патель, наигрывавшиймузыкальную тему из "Службы новостей". В помещении стоял затхлыйзапах оберточной бумаги, сладких креветок и греческого пажитника.

Свернув за угол стеллажей, я увидел Джими, стоявшего передхолодильником и смотревшего на меня широко раскрытыми глазами; не тем веселым иозорным, как обычно, взглядом, а каким-то почти раненым, затравленным. Волосыбыли почти такие же, курчавые, и на нем были все тот же афганский камзол ипурпурные бархатные клеша — даже ожерелье чероки было то же самое. Но кожаимела какой-то бело-пыльный оттенок, и он меня по-настоящему испугал.