– Столько у меня нет. Если честно, то вкошельке совсем пусто, но в бардачке лежит сотня долларов. Домашние мне велятвсегда иметь при себе небольшую сумму в качестве НЗ, мало ли какая беда надороге случится. Я готова отдать вам «подкожные», но их все равно не хватит,поищите другого покупателя.

– Оно, конечно, верно, – протянулатетка, – только вы мне очень понравились, да и средство вам необходимо.Ладно, говорите, знаете Белявского?

Я кивнула.

– А как вас зовут?

– Евлампия Романова, лучше просто Лампа.

– Сейчас позвоню профессору, –пообещала женщина, вытаскивая мобильный. – Алло, это кто? Вера Ивановнабеспокоит, мать Анастасии.

Я слушала ее торопливый, журчащий, как ручей,говорок. Наконец Вера Ивановна отсоединилась, сунула трубку в карман ивздохнула:

– Все уладила, Белявский оченьобрадовался, что нас судьба с вами случайно столкнула, и велел скидку сделать.Берите за сто баксов.

– Ой, спасибо, но, право, мне неудобно.

– Без проблем.

– Как-то не очень хорошо получается, ялишила лабораторию прибыли.

– Не расстраивайтесь, лучше поезжайтедомой, там примите пилюлю и ложитесь спать, проснетесь Белоснежкой.

Мы завершили товарно-денежный обмен. Новенькаякупюра перекочевала в широкую ладонь Веры Ивановны, я получила взаменпластиковую баночку. Не успела ее спрятать, как женщина сайгаком кинулась черездорогу.

– Спасибо! – крикнула я, высовываясьиз окна.

– Пей на здоровье, – ответила набегу Вера Ивановна и исчезла за поворотом.

Я посидела пару секунд, опершись на руль.Приехать домой, слопать капсулу, проснуться удивительно красивой и ошарашитьнарод, появившись утром из комнаты?

Нет. Лучше приму волшебное снадобье прямосейчас. Вера Ивановна обещала эффект через полчаса.

Я быстро отвинтила крышку. Внутри лежалитаблетки. Нет, это капсулы, круглые, плоские, желатиновые, а внутрипереливается какая-то густая субстанция. От лекарства слегка пахнет рыбой…Впрочем, ничего странного нет. Катюша выписывает медицинские журналы и недавночитала нам вслух статью, в которой говорилось, что в рыбе типа лососясодержится много так называемых жирных кислот, благотворно влияющих насостояние кожи и волос. Съем сразу побольше!

Всю дорогу до дома я щупала лицо и пыталасьрассмотреть себя в зеркале, но особых изменений не заметила. Впрочем, глазастали блестеть ярче, а взлохмаченные пряди неожиданно пригладились, обычно ониторчат, словно иголки у обозленного ежа. Вот оно как! Процесс пошел!

Ажитированная сверх меры, я принеслась домой имгновенно налетела на Вовку, который мирно курил на пороге гаража.

– Скажи, как я выгляжу? – наскочилая на майора.

– Отлично, – вяло ответил Костин.

– На сколько лет?

Приятель сунул окурок в пустую банку из-подрастворимого кофе.

– Ну…

– Говори!

– Глаза на восемнадцать, –ухмыльнулся Костин, – фигура на двенадцать, щеки на двадцать…

– Вот! Я красавица! Молодая! Роскошная!

– Подожди, – хмыкнул Костин, –сейчас сложу все цифры вместе: «глазные» восемнадцать, «фигурные» двенадцать,«щечные» двадцать и получим в сумме твой подлинный возраст!

Честно признаюсь, я отвратительно считаю,прибавляя к семи восемь, всегда получаю разный результат. Но сегодня отчего-томигом произвела сложение. О боже: пятьдесят!

– Дурак! – обозлилась я намайора. – Мне до полувекового юбилея еще жить и жить.

– Стою себе, молчу, – пожал плечамиКостин, – чего напала?

Я молча пошла в дом.

На кухне была одна Ася, медленно убиравшая состола тарелки. Я возмутилась. У Курочкорябских в семье явно неправильнораспределены обязанности. Если человек зарабатывает всем на безбедноесуществование, его не следует эксплуатировать и в хвост и гриву. Неужели большенекому заняться посудой после ужина?

– Привет, – тихо сказала Ася.

Я отняла у нее блюдо.

– Сядь, отдохни, сама справлюсь!

– Спасибо, – прошептала Ася и стеклана диванчик, – наверное, погода скоро переменится. Устала я дико,руки-ноги не шевелятся.

– Ты очень мало спишь. Вставай не вшесть, а в девять.

– Тогда я ничего не успею.

– Найми домработницу!

– Пыталась, но они от нас убегают, –вздохнула Ася, – Оля не всегда бывает приветлива с людьми. И потом,готовить мне придется самой. Лев Яковлевич ест только мои супы и салаты. Хотявот странность! Он попросил на ужин геркулесовую кашу, невиданное дело! Муж –человек постоянных привычек, овсянку употребляет лишь утром! А тут потребовалее ближе к ночи, да еще велел сделать побольше!

– Правда? – еле сдерживая смех,спросила я.

Ася развела руками:

– Непонятно, однако! Ну я, конечно,выполнила приказ, полила ужин кленовым сиропом, как он любит, и поставила настол. Ну и…

Ася горестно замолчала.

– Что? – стараясь не расхохотаться,осведомилась я.

– Он зачерпнул ложку, отправил в рот,пожевал, выплюнул и начал злиться, – недоуменно объясняла Ася, –каша, мол, плохая, утром была вкуснее, сделай точь-в-точь такую же!

– И чем дело закончилось?

Ася вздохнула:

– Я решила, что крупа негодная, сгоняла всупермаркет, привезла штук семь разных коробок, и ни одна ему не понравилась!Лев Яковлевич страшно рассердился, хлопнул дверью. Ума не приложу, ну что с нимслучилось?

Я слушала Асю, решая в душе задачу: стоит лиговорить ей о том, что утром, торопясь избавиться от капризного профессора, яперепутала бутылки и наплескала в завтрак чревоугодника водку под названием«Довгань дамская»?

– А голова у него не болела? –вырвалось у меня.

– У Льва Яковлевича? Нет, не жаловался, апочему ты спрашиваешь? – удивилась Ася.

– Ну так, подумала, вдруг онзаболел, – пробормотала я, наблюдая, как Феня и Капа весело пристают кпытающейся заснуть Аде.