class="p1">Весь следующий день Квик не вставал с постели. С него не спускали глаз, ведь речь шла о пациенте, только что пытавшемся свести счёты с жизнью.

В медицинском журнале Микаэль записал:

«Это преодоление себя самого пробудило в нём воспоминания, которые могут оказаться полезными для расследования. Однако они столь болезненны, что он не в состоянии справиться с эмоциями. По его мнению, единственным способом не испытывать эти чувства снова и избегать неприятных мыслей оказалось совершение самоубийства. В данный момент он находится в состоянии психоза».

Однако полицейское расследование продолжилось в обычном режиме, и спустя два дня в лечебницу для проведения очередного допроса явился Сеппо Пенттинен.

Когда 12 декабря 1994 года Пенттинен проводил второй допрос по делу об убийстве на озере, у Томаса Квика уже была готова совершенно другая история. Оказывается, он никуда не ездил на велосипеде. Теперь он точно помнил: в преступлении принимал участие Йонни Ларссон-Ауна, и они вместе поехали на озеро на машине Йонни — пикапе марки «Фольксваген».

Удивляло вот что: несмотря на множество подробностей, о которых Квик мог поведать, он будто бы сам не был до конца уверен, имеет ли какое-то отношение к преступлению. Пенттинен, казалось, разделял его сомнения.

Пенттинен: Вы абсолютно уверены, что совершили это?

Томас Квик: Не-ет…

Пенттинен: Что заставляет вас сомневаться?

Томас Квик: [вздыхает] Э… Что заставляет меня сомневаться?

Это… э… частично… э… да, характер преступления… в первую очередь… Пенттинен: А нет ли ещё чего-то, что удивляет вас в этом деянии?

Томас Квик: Да, есть. Ведь там была и женщина.

Расправа над женщиной никак не вязалась с его образом убийцы мальчиков. Но ничего не поделаешь: тут была замешана женщина, и, несмотря на все сомнения, Квик начал рассказывать о всплывавших в его памяти картинках с озера Аппояуре.

«Когда произошло нападение, женщина попыталась выбраться», — заявил Квик. Он видел, как она наполовину вылезла из палатки и верхняя часть её тела была обнажена. Он подробно описал её длинные тёмные волосы.

И вновь его показания оказались далеки от правды. У Янни были коротко стриженые седые волосы длиной всего около пяти сантиметров. Обнаружив её тело, полицейские увидели, что она не покидала палатку и была полностью одета.

Пенттинен попросил Квика нарисовать место, где супруги остановились переночевать. Палатку Квик поместил на самом берегу озера; машина стояла далеко от воды. Всё должно было быть с точностью наоборот.

На следующем допросе слышен разговор Томаса Квика, Биргитты Столе и Сеппо Пенттинена, которые, судя по всему, забыли о том, что диктофон включён.

«Я ведь вам тогда позвонил и сказал, что всё это выглядит не слишком правдоподобно», — говорит Пенттинен Квику.

Значит, следователь сообщил подозреваемому: его слова не соответствуют действительности. Стуре Бергваль говорит, что подобные неформальные беседы не были редкостью во время расследования, но эта плёнка — одно из немногих свидетельств важности тех разговоров.

В материалах предварительного следствия я нахожу пометки Сеппо Пенттинена о том телефонном звонке. Если верить Пенттинену, то по телефону Квик сказал, что на допросе допустил три ошибки. Он заявил, что женщина была наполовину раздета, что на месте преступления были натянуты бельевые верёвки и что палатка была жёлтой. Судя по записям Пенттинена, Квик осознанно предоставил ложную информацию в надежде, что следствие по делу об убийстве на озере прекратят. Объяснение этому лежит «в сфере психологии».

Такого рода пометки свидетельствуют об одном: Пенттинен лишь записывал переданную ему по телефону информацию. О том, что следователь сам связывался с Квиком и указывал на ошибки, и речи быть не могло.

Тем временем допросы в музыкальном зале Сэтерской лечебницы продолжались:

Пенттинен: Имя, которое вы вынудили меня назвать около недели назад…

Томас Квик: Да.

Пенттинен: Вы действительно имеете в виду этого человека? Возможно, речь идёт о ком-то другом?

Томас Квик: В таком случае я настаиваю на имени «Йонни», а не «Йон».

Пенттинен: А фамилия? Она имеет какое-то отношение к Йонни? Томас Квик: Да, Йонни Ларссон.

Пенттинен: Йонни Ларссон-Ауна?

Томас Квик: Фамилия «Фаребринк» мне ни о чём не говорит.

Сеппо Пенттинен зря спросил о Йонни Ларссоне-Ауне. Эту фамилию Йонни носил в детстве и сменил её на «Фаребринк» ещё в 1966 году. С тех пор он ни разу не представлялся ни Ларссоном, ни Ауной. Того, что его когда-то так звали, не знал даже инспектор Туре Нессен, который по долгу службы не раз сталкивался с Йонни начиная с 1960‐х годов.

Несмотря на сомнения в том, что он вообще участвовал в этом преступлении, Томас Квик ужасно злился на Сеппо Пенттинена: тот, казалось, всё ещё не подозревал его в убийстве супругов Стегехёйс. 14 декабря он позвонил Пенттинену:

«Почему меня по-прежнему расспрашивают об этих убийствах для получения, так сказать, общей картины? Я уже рассказал столько подробностей, что меня пора бы уже начать подозревать», — возмутился он, добавив, что не собирается больше помогать следствию, — и бросил трубку.

Но вскоре он снова набрал номер Пенттинена и заявил о своём намерении продолжать сотрудничество. Квика раздирало беспокойство, которое он был не в силах выносить, и потому, невзирая на собственные угрозы, постоянно возвращался к расследованию.

Как-то санитар Микаэль остался на ночное дежурство. Сидя в экспедиционном зале, он услышал странный звук — столь слабый, что Микаэль решил, будто ему послышалось. Он задержал дыхание и прислушался — и вновь услышал причудливое монотонное рычание.

На часах была половина двенадцатого. Выйдя в коридор, Микаэль увидел рослую фигуру, которая, подвывая и бормоча что-то невразумительное, повернулась и теперь направлялась в сторону экспедиционного зала. Это был Квик. Он снова вышел на ночную прогулку.

«Томас, что вы здесь делаете среди ночи?» — спросил Микаэль, не рассчитывая услышать ответ.

Рычащий Квик медленно начал приближаться к нему. Он продолжал ворчать и что-то бормотать, вид у него был отсутствующий и в то же время напуганный.

Микаэлю почудилось, что Квик что-то мычал об «Эллингтоне»: он чувствовал, что приближается регрессия и боялся, что Эллингтон опять завладеет им.

Образ Эллингтона был весьма расплывчат. Иногда Квик так называл отца, причинившего ему много боли. А порой под личиной Эллингтона скрывалась сторонняя личность, вселявшаяся в тело Квика и заставлявшая его убивать. Микаэлю всё это казалось очень запутанным. Он аккуратно взял Квика под руку и отвёл в курительную комнату, где попытался вернуть его в реальный мир. Попытка оказалась неудачной, и он принёс таблетку «Ксанора». Благодаря ей Квик успокоился настолько, что добровольно вернулся в свою комнату.

В половине третьего Микаэль услышал отчаянный вой, доносившийся из комнаты Квика. Слушать