записала их разговор, добавив собственные комментарии, которые она заключила в скобки:

— Стуре в постели. У него приступ отчаяния. (Смеётся) Они верят в его чувства и истории. А он всего лишь манипулятор.

— А вы кто?

— Я Эллингтон, мы встречались пару раз. (Смеётся)

(Появляется ощущение, что звонит Стен-Уве, и это неприятно. Я успела привыкнуть к Стуре, но не к Стену-Уве. Выражает своё презрение к отчаявшемуся слабому Стуре, а также к терапевтическим сеансам, поскольку называет меня терапевтом). Эллингтон продолжал:

— Расскажу-ка о поездке в Норвегию.

(Теперь я знаю, что говорю со Стуре, которым завладел образ Эллингтона. Собираюсь послушать, что он скажет, а затем попробовать установить связь со Стуре.)

— Мы с Патриком. Мы едем в Осло. Близко, почти… (Снова начинает смеяться.)

— Я манипулирую, и мне удаётся (в его голосе слышится торжество из-за собственной силы) заставить Патрика выйти из машины. (Снова смеётся.) Он выходит и убивает мальчика. Убивает он. Он же хотел этого! А я его подталкиваю.

(Начинает тихо плакать. Слышу, как Стуре шепчет: «Биргитта». Понимаю, что мне срочно надо встретиться со Стуре, объяснить ему, что он должен сопротивляться Эллингтону.

Голос Эллингтона будто бы продолжает рычать, но со мной говорит уже Стуре, и я осознаю, что он вернулся.)

Увидев записи Биргитты Столе, Маргит Норель пришла в восторг:

Эллингтон завладел Стуре вне терапевтического сеанса. В рукописи, посвящённой Томасу Квику, она попыталась проанализировать произошедшее:

«Когда Эллингтон появляется и (безуспешно) пытается продемонстрировать свою власть из презрения к Стуре и его слабости, происходят две вещи. Во-первых, впервые в жизни Стуре приходит к осознанию постоянства объекта. П и Эллингтон — одно и то же лицо. Понятным желанием было бы сохранить П как образ того, кому Стуре ещё был нужен, для кого он по-прежнему что-то значил и кто мог защитить Стуре от более опасной М — в конце концов, именно спасительная рука П вытащила Стуре из проруби.

В отношении П до убийства Симона существовала также некая предсказуемость, как об этом говорит сам Стуре: личный опыт быстро помог научиться распознавать, когда у П произойдёт эякуляция, боль Стуре прекратится, а П снова подобреет: сентиментально всплакнёт, похлопает Стуре по животу, скажет, как сильно он его любит, выйдет на кухню и принесёт немного брусники с молоком или что-нибудь ещё. Как вскоре окажется, убийство и расчленение плода (Симона) привело к разрушению существовавшей поведенческой модели, из жизни исчезла предсказуемость, что в свою очередь вызвало вполне обоснованный невыносимый страх, что П сможет поступить подобным образом и в отношении Стуре. Разумеется, именно так Стуре всё это и воспринял, когда М обвинила его в смерти младенца, сказав: «Посмотри на результат своих действий!» А ещё происходит следующее: когда образ Эллингтона полностью завладевает личностью Стуре, он теряет над ним власть.

Он записал телефонный номер Биргитты, терапевта Стуре. Он звонит ей, но через какое-то время Биргитте удаётся установить контакт со Стуре и встать на его сторону в борьбе с Эллингтоном. […] Вскоре появляется также М — Нана. Это куда ужаснее, поскольку Стуре со времён младенчества знает, что этот образ служил олицетворением злобы, а позже и смерти. Единственный период времени, когда подобного в отношении Стуре не происходило, — это время пребывания в утробе матери. Вместе с тем это был единственный период в жизни Стуре, когда он не чувствовал себя одиноким: рядом находилась сестра-близнец».

Стойкий оловянный солдатик

18 марта 1995 года Томас Квик сидел в своей комнате в Сэтерской клинике и смотрел документальный фильм о деревне Мессауре.

Место, где Томаса Квика якобы высадил из машины его сообщник после убийства голландцев на озере, находилось в 37 километрах от Йокмокка. Здесь в 1957 году на реке Стура-Лулеэльв началось строительство огромной плотины гидроэлектростанции. В строительстве, которое организовала компания «Ваттенфаль» и которое должно было продолжаться пять лет, принимали участие тысяча триста человек. В глуши возвели небольшое поселение с улицами и площадями, жилыми районами, магазинами, почтой, церковью, школой, полицейским участком, больницей и кафе — одним словом, всем тем, что являлось неотъемлемой частью обычного городка. В начале 1960‐х здесь проживало более трёх тысяч человек.

Открытие ГЭС в Мессауре состоялось в 1962 году, премьер-министр Таге Эрландер произнёс торжественную речь. Постепенно временные дома начали сносить, и вскоре о некогда процветавшем городке напоминали лишь разбитые дороги.

Одним из героев фильма был Руне Нильссон — житель Мессауре, работавший на стройке до 1971 года. Когда строительство завершилось, подрядчик и муниципалитет всячески пытались выселить людей отсюда. Большинство спокойно покинули эти края. Но не Руне Нильссон.

«Компания “Ваттенфаль” старалась выжить меня отсюда, но… Меня взяло зло, и я сказал: “Не перееду!”, — рассказывал он. Началась настоящая война: Йокмоккская коммуна всеми силами вынуждала Руне уехать: ему отключали воду, его просили и ему угрожали, но Руне остался. Через десять лет чиновники махнули на него рукой, и он превратился в единственного жителя Мессауре.

Этот фильм Томас Квик смотрел с изумлением, понимая, насколько глупой оказалась идея с рельсовым автобусом. Но теперь он, по крайней мере, знал, кто такой Руне Нильссон и как выглядят те края.

Руне Нильссону, который казался вполне дружелюбным и миролюбивым парнем, крупно не повезло.

Исчезнувшие члены семьи

Шесть братьев и сестёр Томаса Квика с отвращением следили за рассказами своего сумасшедшего брата. Некоторым из них всё это доставляло такое мучение, что они начали избегать любой информации, связанной с «серийным убийцей». Они прекратили с ним всякую связь и отказывались говорить — и как о Стуре Бергвале, и как о Томасе Квике. Для них он просто перестал существовать.

Дольше всех продержалась младшая сестра Стуре Ева. Она рассказала мне о том кошмаре, через который им всем пришлось пройти, когда Стуре сознался в убийстве Юхана Асплунда:

«Мне всё время казалось, что страшнее уже быть не может. Но нет! Становилось лишь хуже и хуже…»

В итоге не выдержала и Ева.

Решение Стена-Уве Бергваля в начале 1995 года выступить своего рода рупором семьи, заявив о непримиримой позиции по отношению к брату, показалось в какой-то степени удивительным. В нескольких интервью он неизменно повторял жёсткие требования к судам и психиатрам:

«Никогда и ни за что не выпускайте Томаса Квика!»

Стен-Уве был старше Стуре на десять лет и покинул родной дом, когда Стуре был ещё совсем маленьким. Позже братьев сблизили общие интересы: они любили природу, борзых и шоссейные велосипеды. В 1982 году они даже приняли участие в велогонке «Великое испытание силы» от Трондхейма до Осло, а через пару месяцев вместе открыли киоск на площади