у меня есть ощущение, что оттуда утром я добирался на рельсовом автобусе, но тут я…

— Тут вы не уверены, — заканчивает его фразу Пенттинен. — А если вернуться к велосипеду, о котором вы рассказывали раньше?

— У меня не отложилось в памяти, что из Мессауре я ехал на велосипеде, — отвечает Квик.

Допросы скорее напоминают переговоры, где Пенттинен и Квик вместе пытаются найти ответ, который не противоречил бы известным следствию фактам.

23 января встречаются все члены комиссии по делу Квика. Стеллан Сёдерман подводит итог:

— На данный момент вынесен обвинительный приговор за убийство, совершённое в 1976 году в районе, находящемся в ведении полиции Питео. Период всех совершённых преступлений охватывает почти три десятилетия; на сегодняшний день речь идёт о семи уголовных делах, из которых два закрыты, поскольку срок давности уже истёк, а одно из убийств совершено на территории Норвегии.

Затем затрагивается чувствительная тема: роль Сеппо Пенттинена в расследовании. Все присутствующие соглашаются, что один и тот же следователь не должен проводить абсолютно все допросы Томаса Квика. Пенттинен ссылается на «экстраординарные обстоятельства». Принимается решение временно не привлекать к расследованию других лиц.

Спустя неделю проходит второе заседание комиссии в стокгольмском Национальном управлении по расследованию уголовных дел. Ян Ульссон, изучивший обстоятельства двойного убийства на озере, предлагает провести следственный эксперимент, в ходе которого Квик мог бы объяснить, что именно произошло в тот день. К делу необходимо привлечь судмедэксперта Андерса Эрикссона — он сможет подтвердить или опровергнуть слова Квика.

Обсуждение следственного эксперимента идёт полным ходом, но Сеппо Пенттинен снова напоминает об «экстраординарных обстоятельствах» проведения допроса, применяемых в отношении Квика:

«Квик пытается извлечь из памяти вытесненные воспоминания, а затем связать возникающие в сознании образы в единое целое, чтобы восстановить ход событий. Психологи утверждают, что для него это способ переработать информацию — иначе он просто не сможет двигаться дальше».

Следователь также разъясняет роль Свена-Оке Кристиансона — «эксперта по вопросам памяти» — и напоминает, что тот постоянно встречается с Квиком.

После четырёх лет в Сэтерской лечебнице у Томаса Квика почти не осталось приятелей за пределами больницы. Его контакты с окружающими сводились к полицейским допросам и терапевтическим беседам об убийствах и насильственных действиях. Он был полностью отрезан от внешнего мира.

Редкие записи в медицинских журналах свидетельствуют о том, что в начале 1995 года состояние Квика с каждым днём ухудшалось. При этом доза бензодиазепинов постоянно увеличивалась, в результате чего проявлялись новые побочные действия, которые со временем становились всё сильнее.

Вот примеры из журнала:

26 января 1995 года В курительной комнате у него случается паническая атака, он не может выйти. Начинается гипервентиляция, тело сковано. Дышит в бумажный пакет. Персонал сажает его в инвалидное кресло и отвозит в его комнату, он ложится на кровать. Ему ставят клизму со «Стесолидом» — две штуки по 10 мг.

18 февраля 1995 года В 16.00 у Томаса начинается приступ паники. Находясь в курительной комнате, он кричит: «Я не могу с этим справиться, не могу с этим справиться!»

Вдруг он вскакивает со стула, выбегает на лестницу и ударяется о стену головой.

Также Томас неоднократно пытается биться головой о пол. […]

Его ноги настолько слабы, что он ползает по курилке, не будучи в состоянии ходить. Выкурив сигарету, хочет вернуться к себе комнату, но также оказывается не в силах идти и падает около экспедиционного зала. Мы с ещё одним сотрудником приносим стул и сажаем Томаса.

21 февраля 1995 года, главный врач Эрик Калль

Последние несколько дней пациент чувствовал себя довольно плохо. Вчера он получил письмо от родителей одной из жертв — они хотели знать, что произошло с их сыном. Пациент долго думал, стоит ли рассказывать. Решает продолжать терапевтический процесс.

Жизнь Томаса Квика превратилась в непрерывную череду панических атак, мыслей о самоубийстве, таблеток и разговоров об убийствах и насилии — день за днём, месяц за месяцем, год за годом.

2 марта Биргитта Столе подытожила результаты терапевтических встреч за тот период, когда происходили события, о которых говорилось выше:

«После судебного заседания в Питео мы продолжаем работу по выявлению более ранних эпизодов и установлению их связи с событиями, произошедшими, когда пациент уже был взрослым. Беседы проводятся параллельно с полицейскими допросами. В памяти пациента всплыли новые воспоминания, в которых насилие направлено уже на взрослых. Полученная информация передаётся полиции и прокурору для дальнейшей работы.

В данный момент Томас подозревается в так называемом “палаточном убийстве”, произошедшем в окрестностях города Йелливаре в 1984 г.

Книга, написанная братом Томаса Стеном-Уве, вызвала ажиотаж. В то же время её выход повлёк за собой появление в памяти Томаса новых воспоминаний, связанных с насилием, которое брат проявлял по отношению к нему.

Осенью Томас предпринял две попытки самоубийства, поскольку состояние сильного отчаяния пробудило в нём желание умереть и избавиться от мучительных переживаний, связанных с проведением терапевтических сеансов и полицейскими допросами».

Биргитта Столе отмечает, что, будучи врачом Квика, она «тесно сотрудничает с отделением, внимательно отслеживая психическое состояние пациента». Несмотря на панические атаки, склонность к суициду и медикаментозное лечение, Столе в целом оценивает психотерапевтический процесс как успешный.

«Всплывающие в памяти во время сеансов обрывки воспоминаний принимают всё более отчётливую форму, постепенно проясняя картину совершения убийств. Улучшилась способность пациента извлекать из памяти и устанавливать связи между воспоминаниями не только из раннего детства, но и из жизни в сознательном возрасте. Также пациент научился соприкасаться с тяжёлыми эмоциями, такими, как ненависть, ярость, отчаяние и чувство вины, которые вызваны совершёнными им действиями в отношении других людей. […]

Ввиду открытости Томаса и желания поделиться своими тяжёлыми переживаниями наблюдаются заметные улучшения в самом терапевтическом процессе».

Через пару часов после того, как Биргитта Столе написала свой позитивный отчёт об успешном продвижении лечения, одна из медсестёр сделала в журнале более правдоподобную запись:

«19.30. Вечером у Томаса возникают сильные панические атаки.

Ставим клизму со “Стесолидом”; 2 штуки по 10 мг; препарат вводится в прямую кишку.

Заявляет, что не в состоянии больше жить.

Назначено круглосуточное наблюдение».

Поздно вечером 12 марта в доме заместителя начальника окружной полиции Бертиля Столе раздался телефонный звонок. Сразу было понятно: звонит один из пациентов его супруги, который как-то раздобыл их домашний номер. Бертиль позвал жену, находившуюся в спальне:

— Тут с тобой хочет поговорить какой-то сумасшедший. Говорит, что его зовут Эллингтон.

Жена спросонья потянулась к телефону.

— Стуре, это Биргитта, — сказала она.

В трубке раздался слегка театральный, полный издевки смех.

— Это Эллингтон. Я хочу поговорить с терапевтом.

Голос показался ей знакомым.

— Стуре!

Позже Биргитта Столе по памяти