сплющенная пуля. Френсис внимательно осмотрел ее.

- Из седельного пистолета, - заключил он. - Порохбыл, видно, плохой

или подмоченный: стреляли ведь наверняка в упор - здесь инельзя иначе, -

и все-таки пуля не прошла насквозь. А череп этот бесспорно принадлежал

индейцу.

Еще один поворот направо - и они вошли в небольшую,хорошо освещенную

пещеру. Из окна, расположенного очень высоко и забранного продольными

каменными брусьями в фут толщиной и почти такими жепоперечными, в пещеру

проникал тусклый дневной свет. Весь пол был усеянбелыми человеческими

костями. Судя по черепам, это были европейцы. Тут же валялись ружья,

пистолеты, ножи, а кое-где и мачете.

- Они дошли до самого порога тайника, - заметилФренсис, - а здесь,

как видно, передрались из-за шкуры еще не убитого медведя.Очень жаль, что с

нами нет старого индейца и он не может увидеть, что приключилось с его

отцом.

- А вдруг кто-нибудь остался в живых и удрал сдобычей? - высказал

предположение Генри. Но, оторвавшись от печальногозрелища, какое являли

собой разбросанные по полу кости, и оглядев пещеру, сам жеи ответил: -

Впрочем, нет, не может быть. Вы только посмотрите на этидрагоценные камни в

глазах идола. Ведь это рубины, если я хоть что-нибудьсмыслю.

Френсис и Леонсия проследили за его взглядом иувидели огромную

каменную статую женщины с раскрытым ртом, которая сидела, поджав ноги, и

смотрела на них красными глазами. Рот ее был так велик, что все лицо

казалось уродливым.  Рядом с нею высился еще  более  безобразный  и

отвратительный идол-мужчина, изваянный, правда, в болеегероическом стиле.

Одно ухо истукана было обычного размера, а другое столь жеуродливо большое,

как рот у богини.

- Эта красотка, должно быть, и есть сама Чиа, - усмехнулся Генри. -

А вот кто же этот ее лопоухий кавалер с зелеными глазами?

- Ей-богу не знаю! - расхохотался Френсис, - Нозато знаю, что

вместо глаз у этого лопоухого джентльмена самые большие изумруды, какие я

когда-либо видел наяву или во сне. Каждый из них таквелик, что тут не

каратами пахнет. Такие камни  можно встретить разве что вкоронах царей, или

это стекляшки.

- Но два изумруда и два рубина, пусть даже самые огромные, - это,

конечно, не все сокровище майя, - заметил Генри. - Мыпереступили порог

сокровищницы, только у нас нет ключа к ее ларцам...

- А вот старик майя, который остался на поющихпесках, наверно, нашел

бы его по узелкам своей священной кисти, - сказала Леонсия.- Здесь, кроме

этих двух идолов и костей на полу, ничего больше нет.

С этими словами она подошла к статуе мужчины ипринялась рассматривать

его огромное ухо.

- Не знаю, как насчет ключа, - заметила она, - нозамочная скважина

тут есть... - И она показала на отверстие в ухе.

И в самом деле, в том месте, где обычно бывает ушная раковина, ухо

состояло из сплошного камня; в нем было лишь маленькое отверстие, весьма

напоминавшее замочную скважину. Тщетно Леонсия, Френсис иГенри ходили по

пещере, выстукивая ее стены и пол, в поисках искусноскрытых проходов или

замаскированных путей к хранилищу.

- Кости обитателей tierra caliente, два идола, двагромадных изумруда,

два таких же рубина и мы сами - это все, что здесь есть, - подытожил

Френсис. - Нам остается только вот что: во-первых, пойтиназад, привести

сюда Рикардо вместе с мулами и у входа в пещеру разбитьлагерь; а во-вторых

- доставить сюда старого джентльмена с его священными узелками, даже если

нам придется тащить его на руках.

- Ты подожди здесь с Леонсией, а я вернусь и приведу их, - вызвался

Генри, после того как они, пройдя по длинным коридорам и миновав ряды

мертвецов, вышли, наконец, из пещеры на яркий солнечныйсвет.

А в это время на поющих песках пеон и его отецпродолжали стоять на

коленях в круге, начертанном стариком. Шел сильныйтропический дождь, и пеон

весь дрожал от холода, а старик как ни в чем не бывалопродолжал молиться,

не задумываясь над тем, выдержит ли его бренное тело такой дождь и такой

ветер. Именно потому, что пеону было тревожно и не по себе,он и заметил то,

что ускользнуло от внимания его отца. Сначала он увиделАльвареса Торреса и

Хосе Манчено, вышедших из джунглей и крадучисьпробиравшихся через пески. А

затем увидел чудо. Чудо это состояло в том, что Торрес иМанчено преспокойно

шагали по песку - и песок молчал. Когда они скрылись извиду, пеон боязливо

дотронулся пальцем до песка, но никаких жутких звуков непоследовало. Он

ткнул пальцем глубже - все по-прежнему было тихо; и так жебыло тихо, даже

когда он стал колотить по песку всей ладонью: ливень лишилпесок голоса.

Пеон тряхнул отца и, заставив его оторваться от своихмолитв, объявил:

- Песок больше не кричит. Он немой, как могила.Я своими глазами

видел, как враг богатого гринго прошел по песку. А ведь он очень грешный

человек, этот Альварес Торрес, и все-таки песок молчал. Песок умер. У него

нет больше голоса. А там, где могут идти грешники, мы стобой, старик, тоже

можем пройти.

Старый индеец дрожащим указательным пальцем принялсячертить в круге

кабалистические знаки - песок не издал ни звука; он молчал, даже когда

старик попытался чертить и за пределами круга. Песокотсырел, а пески могут

петь, лишь когда их насквозь прокалит солнце. Пальцыстарика забегали по

узелкам священной кисти.

- Тут сказано, - сообщил он, - что, когда песокперестает говорить,

можно спокойно идти дальше. До сих пор я свято следовалвсем велениям бога.