взгляд здесь нет никакой связи с высказываниями механиков, однако это очень обогащает картину совершаемых усилий.

В тексте Золя мы впервые видим проникновение в субъективные, сугубо личные глубины усталости – панику, страх, блуждания мысли, крах надежд, их небывалое противостояние холодному расчету.

Те же глубины усталости мы видим несколько с другой стороны в романе Виктора Гюго «Труженики моря», написанном в 1866 году: здесь нарастает значение психологической сферы, эмоций, удивления перед лицом добровольного сопротивления. Рыбак Жильят упорно чинит разбитый корабль, и эта работа, можно сказать, против его воли становится частью ментального мира, который оказывается сильнее его. Решимость Жильята подпитывается желанием отомстить тому, кто сломал корпус, сходни, мачту. Его ярость, движения, усилия приобретают космический масштаб. Отсюда – стремление игнорировать изнурение, отодвинуть горизонт: «Мышечная усталость всегда является той нитью, которая тянет к земле, но необычность предприятия увлекала Жильята в мир каких-то возвышенных и туманных фантазий. Порою ему мерещилось, что он ударяет молотом по туче»1258, 1259. Его жесты уходят в бесконечность. Его усталость «грандиозна», силы неожиданно приходят как будто из-под земли, неумолимая воля рабочего человека смешивается с неумолимой яростью моря, которую он хочет впитать в себя и которой хочет подражать. Жильят растрачивает себя в этом неслыханном испытании, желая понять, чтó в изнеможении сугубо индивидуального, а чтó можно разделить с кем-то.

Широко используются и другие субъективные воспоминания. Например, в тексте физиологической направленности поэтапно, шаг за шагом рассматривается усталость велосипедистов – участников двенадцатичасовой гонки, состоявшейся в 1897 году. Исследуются «впечатления», их изменения и отклонения: на седьмом часу гонки «он не видит никого, но слышит зовущий его детский голос», на восьмом часу «начинается бред. Ему кажется, что он на другой планете, а велотрек – это орбита, тренер – солнце, а газон – это плоскость эклиптики…». Позже возникает ощущение, что «в спине установлен аэрометр»1260. Взгляд изнутри, таким образом, противопоставляет иллюзии и усилия, спутанность сознания и изнеможение; появилась новая сфера, где преобладают внутренние факторы – как точные, так и приблизительные.

Изобретение переутомления

В конце XIX века появляется еще одно «ментальное» новшество, тоже очень глубокое. Оно заключается в ощущении небывалой «спешки», эквивалентом которой в физическом плане можно считать эффективность, рентабельность: в конце века в городах промышленный рост и экономический подъем вызывают особое возбуждение; во внезапно возникших новых условиях возникает новая усталость. Это небывалый источник «боли», связанной со способом существования в пространстве и во времени.

То же доказывают свидетельства очевидцев, например дневник Батиста Сандра 1880‐х годов, обнаруженный Моной Озуф в 1979-м. Это был учитель нового типа; в дневнике он не только описывал заметное место, которое занимал преподаватель в деревенском или городском сообществе времен Третьей республики, его «авторитет», его «многочисленные обязанности», роль секретаря мэрии, проведение «народных лекций», его вклад в «землеустройство», в «спрямление дорог», в работу «местной академии», в «частную переписку» и так далее, но и впервые употреблял выражение, до тех пор неизвестное, – «переутомление»1261, чувство нарастающей перегрузки, нагромождение задач, которые необходимо выполнить в ограниченный срок, иными словами, «перегрев» от ожидания, от действий, от поведения окружающих. На первый взгляд в этой констатации «перебора» нет ничего удивительного, связанного с новым статусом учителя в обязательной публичной школе. Тем не менее существуют нюансы и новшества, которыми не стоит пренебрегать. Учитель настаивает на том, что ко времени нужно относиться по-новому, на необходимости действовать быстро, быть выше проблем и принуждений, уметь противостоять мелочам. Это безусловно оригинальный подход, передающий связь между совмещением различных обязанностей, отсутствием пауз в работе, скоростью ее выполнения. Таким образом, Сандр оказывается главным свидетелем глубоких культурных сдвигов во второй половине XIX века.

Термин «переутомление» в 1860–1870‐х годах используется при описании скачек и применяется «к жокею, который в первой половине гонки выбирает слишком быстрый аллюр лошади по сравнению с расстоянием, которое ему надлежит преодолеть»1262. Эмиль Литтре в 1870 году отзывается об этом проще: «Переутомлять вьючное или другое животное означает заставлять его двигаться слишком быстро или слишком долго»1263, а это отрицательно сказывается на животном, потому что в его мышцах создается избыток неразлагаемых вредных веществ. «Слишком быстрое» движение – вот что здесь главное, напрямую связанное с распространением практики зрелищных выступлений и рекордов, это требование, в какой-то момент ставшее символом мира. В качестве главного примера можно привести ипподромы, предмет «неустанной заботы»1264: в частности, парижский Лоншан, построенный в 1854 году и привлекающий как любителей делать ставки, так и любителей подвигов. Во второй половине XIX века скорость всех завораживала. Цифры сравнивались и комментировались. «Универсальный словарь естественной истории» (Le Dictionnaire universel d’histoire naturelle) Шарля д’Орбиньи превозносит «удивительных» «чистокровных» лошадей, способных преодолеть 80 футов в секунду, «что предполагает скорость около 9 мириаметров, или 23 лье в час»1265. Можно сказать с уверенностью, что это «идеализированная» констатация, потому что 9 мириаметров – это 90 километров в час1266. Иллюстрированный журнал Almanach du magadin pittoresque считает скачки в Эпсоме «национальным праздником», а галоп всадников приравнивает к «буре»1267. Настоящий наездник должен «летать»1268, быть стремительным и легким.

Можно привести еще много примеров, отвечающих неожиданно возникшему чувству части общества. «Спешка» становится «всеобщей»1269: быстро преодолеваются расстояния, совершенствуется техника, все сферы жизни механизируются, развивается телеграфная и телефонная связь. В результате появляется «новое материальное общество»1270, изменяются пространство и время, жизнь «становится стремительной»1271, люди окончательно и бесповоротно начинают «спешить»1272. В обновленном в 1888 году «Энциклопедическом словаре промышленности» (Le Dictionnaire encyclopédique de l’industrie) сравниваются 72 разные скорости – чтобы была возможность лучше оценить важность и особенности этого явления: скорости ходьбы и бега, рыси и галопа, поезда и трамвая, ветра и урагана, пули и ядра, парусного судна и миноносца, света и звука, механики и электричества1273. Эти бесконечные цифры подтверждают суть озабоченности неудержимым ускорением повседневной жизни.

В результате появляется «переутомление», которое вызывает также озабоченность более мрачными вещами: извращением преимуществ быстроты, ее смутным, неясным, навязчивым «избытком». Альбер Матье – гигиенист, специалист по болезням желудка, а также преподаватель – полагает, что существует новая усталость, вызванная урбанизацией, в результате которой в XIX веке множатся источники раздражения и возбуждения: «Созданная цивилизацией общественная жизнь в больших городах аккумулирует причины нервного переутомления»1274. Это больше не ажитация эпохи Просвещения1275, не теснота, не «круговерть» и не «головокружение», вызванные слишком большим количеством общения, не просто «стимуляция» к действию, не шум от преодоления препятствий