эту тему не говорил. Он знал заранее всё, что скажет мать на любые его слова — молчи, терпи, начальству не перечь… Та же считала, что слова её возымели на сына действие и что он соглашается с нею.

Незаметно подошла осень, а с ней и короткие дождливые дни, которые постепенно сменились ещё более короткими днями, укрытыми первым снегом. Борис по-прежнему ездил в деревню на выходные, но уже не на каждые, а через раз. И при этом всегда, когда оставался в городе, маялся — не знал, чем занять себя. Близких друзей у него здесь не появилось, а тем, кто сам был не прочь сблизиться с ним, нужен был в большей степени собутыльник, а не дружба. К водке же Борис был равнодушен, да и не позволила бы ему совесть прийти домой к дядьке пьяному. Во всём остальном городская жизнь тоже как‑то не пришлась ему по душе — шум, суета, сплошное мельтешение людей и машин.

Раза три-четыре, приезжая в деревню, он сталкивался в центре с Веркой, и всегда при виде Бориса её лицо начинало светиться неподдельной радостью. Она и вправду выросла, стала действительно красавицей, и Борис даже смущался немного. Он привык относиться к ней как к девчонке, а тут перед ним стояла настоящая невеста. Обычно они минут пять болтали о разной ерунде, но он всегда потом по несколько раз прокручивал в голове их разговор, вспоминая, что и как говорил сам, что отвечала она…

Как-то в конце ноября Гольдович приехал на работу особенно нарядный, одетый в парадную форму, весь увешанный медалями и значками. При этом одеколоном от него разило сильней, чем обычно. На вопросительный взгляд Бориса, стоявшего в это время в приемной, секретарша шепнула: «День рождения». Приняв от личного состава положенные в таком случае поздравления, начальник части потом безвылазно просидел часов до одиннадцати у себя в кабинете, принимая поздравления уже по телефону. Ближе к обеду Борис отвез его в Управление пожарной охраны.

— У меня сегодня дома гости будут, поэтому ты на вечер ничего себе не планируй, — сказал Гольдович, выходя из машины. — Домой меня к пяти отвезешь, а потом подъезжай к восьми часам, надо будет всех по домам развести.

«А может, я уже запланировал… — усмехнулся Борис, поерзав на сиденье. — Ладно, видать, доля такая шоферская, если начальника возишь». Промотавшись остаток дня по разным делам, он отвез Александра Ароновича домой и поехал к дядьке.

— Боря, ты не насовсем? Ещё куда-то поедешь? — спросила тетя Люда, видя, что племянник не переодевается в домашнее.

— Да, ещё к восьми часам надо будет съездить.

— А когда тебя ждать потом?

— Не знаю, думаю, в десятом где-нибудь…

В означенное время, когда было уже совсем темно, Борис подъехал к дому Гольдовича. Тот жил на первом этаже в обычной «хрущевке». При этом понять, где именно, было бы не сложно даже человеку несведущему: из открытых форточек его квартиры гремела музыка, слышались громкие крики, смех, а за плотным тюлем мельтешили силуэты людей. «Так-то уже восемь, а они, похоже, только разгулялись», — подумал Борис, посмотрев на часы. Откинув спинку сиденья, он стал ждать.

Было не особо холодно, но и не сказать, что тепло. Вскоре с черного неба на землю густо повалили крупные снежинки. Время от времени по двору пробегали прохожие, кто-то выходил прогуляться с собакой, кто-то просто курил, стоя у подъезда, в конце дома под единственной светившей «коброй» мальчишки гоняли клюшками шайбу. Примерно через полчаса в машину сунулся какой-то подвыпивший мужик:

— Слышь, командир, подкинь до универсама, а?

— Извини, не могу, начальника жду, — отрицательно помотал головой Борис.

— Да… ну ладно, — огорчился тот и убежал за дом.

Борис достал из-под сиденья веник и, выйдя на улицу, стал сметать с машины нападавший снег. За окнами у Гольдовича по‑прежнему мелькали тени, по-прежнему там гремела музыка. На часах было уже без пятнадцати девять. «Они думают там по домам разъезжаться? — нахмурился Борис, садясь обратно в машину. — Долго ещё гулять-то собираются, ёлки-палки?» Он завел «Москвич», чтобы согреться, и снова приготовился ждать, но уже почувствовал, как внутри маленьким угольком начало тлеть раздражение на начальника. Он пытался гнать от себя мысли о Гольдовиче, вспоминал слова матери про «жену с детями малыми», которые не ждут его дома, пытался думать о чем-нибудь постороннем, но успокоиться не получалось.

Включив радио, он повертел ручку настройки в поисках «Маяка», но то ли валивший снег мешал нормальному приему, то ли дом создавал помехи, но из динамика пробивались лишь хриплые обрывки мелодий. «Нет, ну я всё понимаю — веселитесь вы там, день рождения у тебя, но я-то здесь сижу, жду тебя! — подумал Борис, выключив приемник. — Ты выйди, скажи по-человечески, мол, так и так, видишь — народ разгулялся, погоди ещё немного, я же пойму… Но почему такое отношение-то, а? Ёлки-палки… Я тебе кто, собственность твоя, что ли? Или если ты начальник и целый майор, а я простой шофер и рядовой, так можно на меня наплевать?» Он опять вышел на улицу и вновь стал сметать с машины снег. Из-за угла появился тот же самый мужик, что просил подкинуть его до универсама.

— Ха! А ты, шеф, всё стоишь, начальника своего ждешь? Уже сто раз бы меня свозил… — загоготал он и пробежал мимо, бренча бутылками в холщовой сумке.

Борис нахмурился ещё сильней и плотно сжал губы — со слов матери, это был верный признак того, что сын серьезно разозлился. Он снова посмотрел на светящееся и гремящее жизнерадостной музыкой окно. Там кто-то что-то громко сказал, следом раздался хохот. На какое-то время загорелся свет на кухне, потом опять погас.

И последняя капля капнула. «Да пошел ты!» — негромко выругался сквозь зубы Борис, запрыгнул в машину, включил передачу и дал по газам. Часы на панели приборов показывали без двадцати десять.

Когда ровно в десять он подрулил к пожарке, ему навстречу выскочила взволнованная женщина диспетчер.

— Боря, а ты где был-то?

— Что значит — где был? — хмуро спросил он, открывая ворота.

— Гольдович только что звонил, про тебя спрашивал.

— Да пошел он…

Не глядя на диспетчера, Борис сел в «Москвич» и загнал его в гараж.

— Так чего сказать-то, если он опять звонить будет?

— Скажите, что машина на месте, а я домой ушел. Всё.

На следующее утро, как только Борис переступил порог пожарной части, к нему навстречу опять выскочила вчерашняя диспетчер:

— Слушай, Гольдович уже приехал, сказал, чтоб ты сразу же к нему зашел как появишься. Злой как